Михаил Васильевич Третьяков (род. 15 февраля 1924 года) – участник Великой Отечественной войны, танкист, участник штурма и взятия Берлина. Родился в крестьянской семье деревни Ново-Николаевка Кривошеинского района Томской губернии. После войны устроился работать в МТС Бухгалтером, потом в совхозе Кривошеинский и «Седльхозтехнику», затем – в отделе экономики Кривошеинского райисполкома.
Имеет награды:
- орден Красной Звезды;
- орден Отечественной войны II степени;
- медаль «За освобождение Варшавы»;
- медаль «За взятие Берлина»;
- медаль «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»;
- медаль «За освоение целинных земель»;
- медаль «Ветеран труда»;
- медаль «Заслуженный ветеран Томской области», юбилейные медали.
Познакомиться с воспоминаниями Михаила Васильевича Третьякова можно в библиотеке ТОКМ.
Вы можете озвучить следующие фрагменты воспоминаний Михаила Васильевича Третьякова и выслать его на почту markele@mail.ru , разместить на своей странице в социальных сетях с хештегом #голосаПобедыТомск.
Михаил Васильевич Третьяков, танкист.
Механизаторов стали призывать в армию, но вскоре вышло постановление, по которому им предоставляли бронь: кому-то ведь нужно было и людей кормить. Самых лучших и опытных оставляли в тылу. Меня призвали летом 1942-го, когда мне исполнилось 18. Из Кривошеино в Томск мы добирались на пароходе. Там нас распределили по группам – меня направили в школу командного состава, где я прошёл обучение и получил звание сержанта. А затем – в Барнаул, обучать солдат 1925 года рождения снайперскому делу. Стрелял уже хорошо к тому времени. Я ещё пацаном ходил с ружьём, бил и зайцев, и уток, и косачей. У меня отец был охотником! А снайперская винтовка — это ведь обычная винтовка, только с оптическим прицелом, что-то вроде бинокля. Смотришь за километр — а кажется, что всё рядом. Так что это несложно. Конечно, надо уметь прицелиться, знать, как отрегулировать винтовку. Но всему этому снайперов учат. Мы своих готовили три месяца, а затем отправили на фронт. А нас, командиров, распределили по частям. И я попал в Омское танковое училище.
Михаил Васильевич Третьяков, танкист.
В танке всё было – и жара, и тесно, и разговаривать невозможно – звук такой, что ничего не слышно, общались с помощью вшитого в шлем оборудования. Ну да ничего, ко всему привыкаешь. Бывало, и спали в танке, и ели здесь же. Если кухня привезёт горячую еду — хорошо, если нет — открывали тушёнку или сухой паёк. А представьте, каково пехоте? Нам хотя бы пешком ходить не надо! А они в окопах в любую погоду. Если немцы кухню разбили – они без обеда. Тогда идут к нам – дайте что-нибудь поесть! Мы, когда была возможность, загружали в танк и тушёнку, и консервы, и потом их кормили. Или возьмёшь пехоту на броню, пока по пути. А потом надо расходиться, а они до последнего слезать не хотят: у кого ноги стёрты в кровь, у кого ещё что-то.
Михаил Васильевич Третьяков, танкист.
А через некоторое время к нам прилетел на самолёте командующий второй танковой армией генерал Богданов. Собрал всю нашу дивизию и сказал:
– Товарищи генералы, офицеры, солдаты, танкисты! Перед нами поставлена задача в течение десяти дней прорвать сильно укреплённую оборону противника, окружить Берлин и взять его. Несправедливо будет, если Берлин, а значит, и победа достанется союзникам, которые только недавно открыли второй фронт! И мы пошли в наступление.
Бои шли ожесточённые, танки горели вовсю. А потом нам подбросили несколько «Катюш» – не помню уже, пять или шесть. И как они дали жару! После этого мы прорвали оборону и пошли к Берлину. Стреляли так, что земля тряслась. И уже 29 числа стояли у стен Рейхстага. Танки шли колоннами, поэтому если один подобьют – все в ловушке, добивай. Поэтому и вёлся такой огонь – чтобы сразу уничтожить вражеские огневые точки. Наше командование говорило немцам: сдавайтесь, зачем лишние жертвы, если капитуляция неизбежна? И вот, наконец, они пошли на переговоры.