27 октября. «…Осыпают церковные липы листопадную рыжую медь»

Николай Клюев читает стихи. 1920 год (источник изображения)

В нашем проекте уже возникали сюжеты, связанные с поэтами, творившими в 1920 году. По-разному отнеслись они к советской власти, и по-разному отразились события 1920 года в их творчестве.

Крестьянский поэт Николай Алексеевич Клюев, как думает большинство наших современников, – фигура для советской власти неудобная. – И Троцкий его называл «кулацким поэтом», и в ссылку Клюев попал, и пополнил списки жертв необоснованных массовых репрессий (причём, на момент последнего ареста он был очень болен). Расстрел оборвал жизнь стихотворца в октябре 1937 года в Томске…

Но в 1917–1919 году всё было иначе. Идеи большевиков с их братством трудящихся всех стран явно перекликались с христианскими идеями всесословного-всечеловеческого братства. И потому советскую власть Николай Алексеевич принял с восторгом, что отразилось в его творчестве. В 1918 году поэт написал стихи с характерными названиями «Коммуна», «Товарищ», выпустил поэтический сборник «Ленин».

…Ленин, лев, лунный лен, лучезарье:

Буква «Люди»  – как сад, как очаг в декабре…

Есть чугунное в Пуде, вифанское в Марье,

Но Христово лишь в язве, в пробитом ребре.

Есть в истории рана всех слав величавей, –

Миллионами губ зацелованный плат…

Это было в Москве, в человечьей дубраве,

Где идей буреломы и слов листопад.

Это было в Москве… Недосказ и молчанье  –

В океанах киты, погружённые в сон.

Ленин  – Красный олень, в новобрачном сказаньи,

Он пасётся меж строк, пьёт малиновый звон.

Обожимся же, братья, на яростной свадьбе

Всенародного сердца с Октябрьской грозой,

Пусть на полке Тургенев грустит об усадьбе,

Исходя потихоньку бумажной слезой…

Переплетение религиозного, мистического и повседневного завораживает. Но большевистский атеизм шёл вразрез с представлениями Клюева. По воспоминаниям одного из сотрудников ЧК, Николай Клюев стал в1918 году членом партии, а в 1920-м был исключён из неё за религиозные убеждения и, в частности, зато, что собирал старинные иконы и торговал ими.

Но может, причина произошедшего отторжения в другом. Клюев как поэт жил не столько идеями и логическими воплощениями, сколько ощущениями. Он видел мир через свою призму и некоторое время как бы не чувствовал различия между картиной желаемой и реальностью. Хотя в отдельных стихах можно увидеть весьма амбивалнетные образы.

Есть в Ленине керженский дух,

Игуменский окрик в декретах,

Как будто истоки разрух

Он ищет в «Поморских ответах».

Мужицкая ныне земля,

И церковь – не наймит казённый,

Народный испод шевеля,

Несётся глагол краснозвонный.

Нам красная молвь по уму:

В ней пламя, цветенье сафьяна, –

То Чёрной Неволи басму

Попрала стопа Иоанна.

Борис, златоордный мурза,

Трезвонит Иваном Великим,

А Лениным – вихрь и гроза

Причислены к ангельским ликам.

Есть в Смольном потёмки трущоб

И привкус хвои с костяникой,

Там нищий колодовый гроб

С останками Руси великой.

«Куда схоронить мертвеца», –

Толкует удалых ватага.

Позёмкой пылит с Коневца,

И плещется взморье-баклага.

Спросить бы у тучки, у звёзд,

У зорь, что румянят ракиты…

Зловещ и пустынен погост,

Где царские бармы зарыты.

Их ворон-судьба стережёт

В глухих преисподних могилах…

О чём же тоскует народ

В напевах татарско-унылых? (1918)

А в 1920 году в стихах Николая Клюева уже слышится, если не разочарование, то ощущение неправильности происходящего.

Братья, мы забыли подснежник,

На проталинке снегиря,

Непролазный, мёртвый валежник

Прославляют поэты зря!

Хороши заводские трубы,

Многохоботный маховик,

Но всевластней отрочьи губы,

Где живёт исступленья крик.

Но победней юноши пятка,

Рощи глаз, где лешачий дед.

Ненавистна борцу лампадка,

Филаретовских риз глазет!

Полюбить гудки, кривошипы  –

Снегиря и травку презреть...

Осыпают церковные липы

Листопадную рыжую медь.

И на сердце свеча и просфорка,

Бересклет, где щебечет снегирь.

Есть Купало и Красная горка,

Сыропустная блинная ширь.

Есть Россия в багдадском монисто,

С бедуинским изломом бровей...

Мы забыли про цветик душистый

На груди колыбельных полей.

В том же 1920 году вышел сборник стихов поэта, написанных ещё в 1915–1916 годах – «Избяные песни», – яркое и самобытное проявление русской поэзии Серебряного века. Вот одно из самых трогательных произведений из этого сборника.

Четыре вдовицы к усопшей пришли…

Четыре вдовицы к усопшей пришли…

(Крича бороздили лазурь журавли,

Сентябрь-скопидом в котловин сундуки

С сынком-листодёром ссыпал медяки).

Четыре вдовы в поминальных платках,

Та с гребнем, та с пеплом, с рядниной в руках,

Пришли, положили поклон до земли,

Опосле с ковригою печь обошли,

Чтоб печка-лебёдка, бела и тепла,

Как допреж, сытовые хлебы пекла.

Посыпали пеплом на куричий хвост,

Чтоб немочь ушла, как мертвец, на погост.

Хрущатой рядниной покрыли скамью, –

На одр положили родитель мою.

Как ель под пилою, вздохнула изба,

В углу зашепталася теней гурьба,

В хлевушке замукал сохатый телок,

И вздулся, как парус, на грядке платок, –

Дохнуло молчанье… Одни журавли,

Как витязь победу, трубили вдали:

«Мы матери душу несём за моря,

Где солнцеву зыбку качает заря,

Где в красном покое дубовы столы

От мис с киселём словно кипень белы.

Там Митрий Солунский с Миколою Влас

Святых обряжают в камлот и атлас,

Креститель-Иван с ендовы расписной

Их поит живой Иорданской водой…»

Зарделось оконце… Закат золотарь

Шасть в избу незваный:  – «Принес-де стихарь –

Умершей обнову, за песни в бору,

За думы в рассветки, за сказ ввечеру,

А вынос блюсти я с собой приведу

Сутёмки, зарянку и внучку-звезду,

Скупцу ж листодёру чрез мокреть и гать

Велю золотые ширинки постлать» (1916)

«Четыре вдовицы к усопшей пришли». Песня на слова Николая Клюева. Музыка Виктора Панченко. Поёт Татьяна Петрова.

«Четыре вдовицы к усопшей пришли». Песня на слова Николая Клюева. Музыка и вокал Геннадия Ильина

Алексей Тимофеевич и Параскева (Прасковья) Дмитриевна Клюевы – родители поэта. Конец 1870-х – начало 1880-х годов (источник изображения)