Заготовка дров в Томске и «дровяной кризис» осенью 1917 года

На этих фотографиях мы видим людей в лесу, которые занимаются заготовкой дров. По самой фотографии, как и по подписи к ней, мы не можем точно узнать,  занимаются ли они этим  самостоятельно,  для своих собственных семей, или они являются членами каких-нибудь организованных обществ.  Но мы попробуем выяснить, как вообще обстояли дела с «дровяным вопросом» в Томске осенью 1917 года, в преддверии зимы.

Прежде всего, нужно учесть, что подавляющее большинство жилья в Томске отапливалось дровами; никакой централизованной системы водяного отопления ещё не существовало. Поэтому вопрос обеспечения дровами города в условиях сибирской зимы  был вопросом элементарного выживания. Для большого города, особенно если учесть наличие солдатского гарнизона, военнопленных, беженцев и т.п., дров нужно было много. Казалось бы, в чём проблема? Томск находится не в безлесной степи. Обычной практикой для  обеспечения Томска дровами было выделение  в сравнительно отдалённых лесных массивах Томской губернии участка под вырубку, какое-то число лесорубов должны были вырубить этот лес, а затем эти дрова необходимо было вывезти в Томск. Но в военное, а потом и в революционное время проблемы возникали  и с обеспечением рабочими,  и,  главное, с вывозкой дров.

На организационном уровне, обеспечением города топливом должна была заниматься специальная организация – Томский губернский «Дровотоп», который   в конце лета и начале осени  был озабочен выяснением количества топок в Томске и учётом имеющегося количества дров. Для этого составлялись списки владельцев  запасов дров с обозначением числа топок.  Кроме губернского Дровотопа, была городская организация с такими же задачами, а также  множество общественных, которые решали  проблемный топливный  вопрос.  К городскому исполнительному комитету народного собрания обращались и просто неорганизованные городские жители с просьбой разрешить заготавливать дрова в близких к Томску лесных дачах для обеспечения себя топливом.

6 сентября Томский Губернский исполнительный комитет созвал совещание, которое было посвящено «дровяному кризису». Речь на  нём шла о том, как мобилизовать перевозочные средства для доставки дров. Предполагалось использовать  транспорт гужевой и водный. Но гужевого транспорта сильно не хватало (лошади тоже были мобилизованы на войну), с водным транспортом – пароходами и баржами – возникли проблемы другого свойства. Этот вид транспорта был, как правило, частным. Заставить  хозяев плавсредств везти дрова для Томска, если им этого не очень хотелось, было затруднительно. На заседании транспортного комитета Центрального  бюро профсоюзов отмечалось, что владельцы пароходов  и барж неохотно идут навстречу городским органам управления и не хотят везти дрова из верховьев Томи, где были отведены участки под заготовку дров, и где уже были заготовлены довольно большие запасы. Пароходы и баржи везли в Томск разное продовольствие, которое находило в Томске спекулятивный сбыт, что было значительно выгоднее. На этом заседании некоторые члены транспортного комитета даже предлагали радикальную меру – реквизицию пароходов.  Совет солдатских и рабочих депутатов, который тоже активно подключился  к решению дровяного вопроса, также  предлагал реквизировать для перевозки дров пароходство Ясинского.

Дрова заготавливались в нескольких районах. Один из участков был  расположен на 32-й версте Томской железнодорожной ветки. Отсюда вывозка предполагалась по железной дороге. Другой – находился на  левом берегу Томи;  здесь лес на дрова рубили в так называемой «Бурундуковской лесной даче» (отсюда дрова можно было вывезти гужевым транспортом).  К вырубке предлагали и находившийся гораздо ближе к Томску березняк на Степановке, который был владением Фуксмана. Сам владелец намеревался продать березняк частным лицам, но в Совете солдатских депутатов и в Городском исполнительном комитете решили арендовать у Фуксмана этот березняк, заплатив за вывезенную древесину по казённой цене в 3 рубля 70 копеек за кубическую сажень. Цена эта была явно меньше, чем заплатили бы владельцу «частные лица», но городские органы власти, опиравшиеся на вооружённую силу Советов солдатских депутатов, ставили вопрос «добровольно-принудительно», фактически речь тоже шла о реквизиции. Но позже от реквизиции  лесной дачи Фуксмана решили воздержаться.

Организация гужевой доставки дров с Бурундуковской дачи также оказалась непростым делом: столкнулась с запутанным клубком проблем: имеющиеся у томских извозчиков лошади были заняты на перевозках важных для города товаров; были  лошади в воинских частях, но там не было  упряжи и лошади не годны к работе из-за худобы. Если город найдёт фураж для армейских лошадей, то тогда можно было бы их использовать для вывозки дров…

Кто вёл заготовку дров? Члены «Союза квартиронанимателей», например,   принимали  все возможные для них меры для скорейшей заготовки древесины. Это были также военнопленные, около 107 человек, и конечно, к этой работе привлекали солдат Томского гарнизона (осенью их было около 160 человек, но такое число лесорубов не справлялись с задачей, нужно было привлекать ещё солдат в качестве заготовителей).  Инструменты для заготовки дров пришлось выписывать даже из Петрограда.

Как и любой товар, ставший дефицитом, дрова стали расти в цене и стали  объектом спекуляции. Газета «Сибирская жизнь» сообщала, что в городе есть большие запасы  дров, лежащих на каких-то таинственных  разных дворах и складах.

«Городскому «Дровотопу» и губернской продовольственной  комиссии следовало бы принять меры против спекулянтов, предоставив исключительное право закупки дров в том или ином районе разным общественным организациям. При свободе же спекуляции с дровами цена на них может достигнуть баснословной высоты».