22 мая в Томске провожали артиллерийские соединения: Горную и Мортирную батареи. Накануне прошёл сбор пожертвований на нужды солдат, отправляющихся на фронт. В течение этих революционных месяцев на фронт неоднократно отправлялись маршевые роты из провинциальных гарнизонов. В Томске мы уже видели не одни такие проводы. Несмотря на сильные антивоенные настроения в массах солдат, рабочих и крестьян, война продолжалась. Не забудем, что на текущий момент, в мае месяце у власти находился уже второй состав Временного правительства, коалиционный, с большим представительством в нём социалистов. В том числе во главе важнейших министерств: А.Ф. Керенский – военный и морской министр, В.М. Чернов – министр земледелия, И.Г. Церетели – министр почт и телеграфов и т.п. А апрельский кризис предыдущего правительства с военным министром Гучковым и министром иностранных дел Милюковым разразился после того, как в печать попала нота от Временного правительства, адресованная союзникам по Антанте, о готовности России продолжать до полной победы ненавистную массам империалистическую войну. Эта информация, разумеется, была поводом для начала массовых выступлений, и первому правительственному кризису, повлекшему за собой отставку «министров-империалистов» Гучкова и Милюкова.
Отгремели салюты, были произнесены положенные в данной ситуации пафосные речи о защите новой демократической России. А что дальше? Как на деле защищать эту самую «демократическую Россию»? Как в действительности складывались дела не у «трибунов революции», а в армейских подразделениях на фронте и в тылу? Какие социальные процессы происходили в армии, вобравшей в себя огромные массы людей?
Накануне отправки очередного эшелона, в газете «Известия Совета солдатских депутатов Томского гарнизона» было опубликовано сообщение «Первый революционный маршевый эшелон Томского гарнизона в действующей армии». Автор заметки, «товарищ Голиков», проехал с маршевыми соединениями весь путь и поделился впечатлениями с читателями газеты. Речь идёт о прибытии к фронту самого первого эшелона маршевиков, отправленного из революционного Томска ещё в апреле месяце: «Бодро, радостно, с небывалым подъёмом, шли товарищи маршевики в действующую армию, полные сознания своего величия и силы. Никто даже думать не хотел о том, чтобы оставаться в тылу….Одна мысль спаяла в единое целое весь эшелон, эта мысль – укрепить, упрочить завоёванную свободу, отстоять завоёванные права, какие бы усилия и жертвы, пусть сверх-человеческие, для этого не потребовались бы. Такой подъём духа не знаком русской дореволюционной армии. И счастлив тот, кому в эти исторические дни судьба дала возможность быть в рядах армии».
Автор описывает многочисленные торжественные встречи солдат во всех более или менее крупных населённых пунктах – Тайге, Ново-Николаевске, Омске, Челябинске… Везде – оркестры с «Марсельезой», митинги, речи, которые невозможно не процитировать:
«Эшелон будет крепко и высоко держать знамя социализма. Окрылённый свободой, он несёт с собой на фронт благую весть братства народов. Он будет пробуждать от гипноза и ослепления пролетарские войска других стран».
Из более приземлённых фактов, упомянутых товарищем Голиковым – образцовый порядок всю дорогу, востребованность среди солдат библиотеки из сочинений классиков литературы, которой снабдили маршевиков в Томске, большая польза от эшелонной лавочки, где продавались сушки «по заготовительной цене». По прибытии на место, томичи оказались недовольны отсутствием
«школ, библиотек, газет, клубов, митингов, своего руководящего политического органа – Совета солдатских депутатов».
Автор деликатно упоминает и о том явлении, которое он называет «отлучками», которые вызывались, несомненно, «неудержимым желанием товарищей…повидаться и проститься с детьми, женой, родными». Таких отставших оказалось в конце пути 150-200 человек, что по сравнению с некими прежними дореволюционными отправками, когда на фронт прибывало на позиции 40-50 % состава эшелона (цифру эту приводит автор статьи), конечно, было большим прогрессом.
Эта газетная публикация о томских маршевиках была частью своеобразной дискуссии, которую вели между собой два влиятельных периодических издания, имевших разные партийно-политические пристрастия. Это более либерально настроенная, тяготевшая к партии Народной свободы (кадетам) газета «Сибирская жизнь», и газета «Известия совета Солдатских депутатов Томского гарнизона» (вскоре переименованная в «Знамя революции»), ярко выраженной социалистической ориентации, с большевистским «креном».
«Сибирская жизнь» по этой теме выпустила несколько публикаций, затронувших тему текущего состояния дел в армии, в том числе и томских воинских соединений. В 102 номере газеты за 1917 год опубликовано письмо из действующей армии от прапорщика Ф. Пугаченкова, в котором он пишет о присланном из Томска пополнении. Заметка называется «На фронте неблагополучно»; если вкратце передать её смысл, то его можно выразить так: ряды наши были очень редки, мы очень ждали пополнения и были рады прибытию томских маршевиков. Но через несколько дней выяснилось, что лучше бы и не прибывали, поскольку нет от них никакой пользы, кроме вреда. Директивы, данные этим солдатам неизвестными лицами при отправке на фронт, бессмысленны с точки зрения военной тактики. Тезис «мы не отступим назад, но не сделаем и шага вперёд на вражеские позиции, не пойдём в наступление» не ведёт к разгрому противника, и победного «мира без аннексий и контрибуций» таким способом всё равно не добиться, и даже восстановление границ России невозможно без наступления. Кроме того, отмечает прапорщик, даже в удержании линии фронта эти соединения не стойки. При даже случайном обстреле эти новоприбывшие солдаты отбегают в запасные окопы, это притом, что самые боеспособные немецкие соединения отозваны на западный фронт, что же будет, если противник перебросит на российское направление серьёзные резервы?
«Результаты таких пополнений скажутся в ближайшем будущем», - резюмирует Ф. Пугаченков, «вновь прибывшие защитники свободы внесли в нашу боевую среду лишь разлад, …в уже и так сильно поколебленную нашу боевую армию».
Редакционный отклик в газете «Сибирская жизнь» на это письмо начинался словами
«Ужасом веет от тех простых немногих слов прапорщика Пугаченкова, наскоро набросанных с фронта действующей армии».
Редактор «Сибирской жизни», А. В. Адрианов, призывал в своей статье образумиться, поскольку разложение армии происходит и на фронте, хотя здесь оно не достигло ещё крайней степени, угрожающей гибелью государству. Но это же разложение в тылу дошло до предела и превратило воинские части, по словам автора, «в ту пыль людскую, на боеспособность которой рассчитывать нельзя». Что задевает редакторский взгляд, который он бросает вокруг себя: «праздношатающиеся с семечками в кармане» люди, «эти в военной форме ловеласы, сидящие по вечерам на лавочках у домов в обнимку с девицами», в которых невозможно увидеть «проявления своего долга, своих обязанностей». Кто же виноват в сложившемся положении, с точки зрения редактора влиятельной губернской газеты:
«прежде всего мы, люди, стоящие по своему образованию над этой тёмной деревенской массой, одетой в солдатские мундиры и посаженной на казённое содержание».
Более конкретно, виноват
«временный комитет,…совет солдатских и рабочих депутатов,… безответственные митинговые «ораторы»,…виновата печать, которая бросала свои лозунги и призывы «долой войну», «мир без аннексий и контрибуций»…в тёмную, неспособную разобраться в сложных вопросах среду, виновата вообще демократия…».
Вполне резонно автор делает вывод, что такое положение грозит гибелью страны и призывает принять меры к восстановлению нашей военной силы.
В свою очередь, «господину Адрианову, старому народнику и серьёзному публицисту» отвечает редакция «Известий Совета солдатских депутатов»:
«действительно ли это требование (мира без аннексий и контрибуций) дезорганизует армию, превращая её в людскую пыль?».
Империалисты, пишет «Известия», зная, что народные массы никогда не отказывались защищать свою родину, всякую затеянную ими войну выдают за оборонительную, в том числе и настоящую войну, ответственность за которую падает на капиталистов всех стран. Народные же массы никого, кроме империалистов-разжигателей войны наказывать не собираются, а хотят заключить как можно скорее мир, чтобы никто не был обижен его условиями, и именно так понимают это требование «тёмные массы», упоминаемые Адриановым.
Дискуссия эта в явном и скрытом виде продолжалась на страницах томских газет на протяжении многих недель. «Сибирская жизнь» публикует речь главнокомандующего генерала Алексеева на прошедшем в Петрограде офицерском съезде.
«Где та мощная власть, - задаёт, очевидно, риторический вопрос генерал, - которая заставила бы каждого гражданина нести честно долг перед родиной? Нам говорят, что скоро будет, но пока её нет. Где, господа, любовь к родине, где патриотизм. Мы начертали на нашем знамени великое слово «братство», но не начертали его в сердцах и умах. Классовая рознь бушует среди нас…».
Главнокомандующий констатирует несколько крайне неприятных и опасных для воюющей страны явлений: хлеб в стране есть, но армия голодает; очевидно, явное отсутствие воли к победе среди солдат; также явственно зияет пропасть между офицерским и солдатским корпусом. Главной задачей Алексеев видит восстановление в армии дисциплины и «закрытие» этой межклассовой пропасти, правда, из речи генерала не очень понятно, как это можно сделать.
Одним из наиболее явных проявлений нежелания армии воевать был рост дезертирства. Наверное, нет таких изданий, которые бы не писали бы об этом явлении. Солдаты оставляли свои части на фронте и всеми правдами и неправдами старались уехать по домам или остаться в городских гарнизонах. Солдаты не являлись из отпусков и отлучек, которые давались им по разным причинам.
Одной из таких причин весной 1917 года была необходимость провести посевные работы, поскольку рабочих рук в деревнях очень остро не хватало. Томский гарнизонный Совет, вразрез с требованиями омских военных властей, принял решение дать солдатам отпуска для проведения полевых работ. Такое решения вызвано было серьёзными причинами: в Томской губернии нарастала угроза продовольственного кризиса, поэтому любые рабочие руки в деревне были буквально «на вес золота». Ещё в марте-апреле в ротах стали организовываться специальные бригады для посылки их в село на сельскохозяйственные работы. Об этом в своих воспоминаниях пишет С.И. Пороскун, в 1917 году солдат Томского гарнизона. В бригады старались включать кузнецов, слесарей, и других мастеровых людей для починки инвентаря. На отъезжающих солдат составлялись списки и выдавались удостоверения, напечатанные в губернской типографии. Эти действия по отправке бригад по сёлам производились с одобрения командиров томских полков. Сергей Иванович Пороскун приводит очень приблизительную цифру в «несколько тысяч солдат», которые на момент 1 июля находились в таких сельскохозяйственных отпусках. Сроки отпусков продлевались Советом, но по окончании посевной далеко не все солдаты вернулись в казармы. Сначала сроки были установлены 15-м мая. Все солдаты, кто не явился к этому сроку, вообще-то, объявлялись военным министерством Временного правительства дезертирами. В Томском же Совете солдатских и рабочих депутатов, было решено продлить отпуска солдатам старше 40 лет, отпущенным на полевые работы, до 15 июня. А в это время проблема некомплекта личного состава в армии стояла видимо, очень остро, так что в военном министерстве родился приказ, по которому в армию должны были быть отправлены солдаты, офицеры, санитары, которые ранее считались годными только к нестроевой службе. Они в трёхнедельный срок со дня опубликования приказа должны были явиться в распоряжение дежурных генералов фронтов для направления затем в строевые части.
Увещевания, призывы к патриотизму и требования с угрозами появлялись на страницах газет неоднократно, что косвенно свидетельствует о том, что приказы эти повисали в воздухе.
Местная пресса, особенно тесно связанная с жизнью Томского гарнизона, постоянно сообщала, что полковые комитеты тех или иных полков санкционируют аресты на разные сроки солдат или младших офицеров за разные провинности. Чаще всего это именно неявки вовремя из отпусков или самовольные отлучки. В числе «подвигов» томских военнослужащих также числятся порча имущества в казарме, отказ подчиняться распоряжениям старших по званию, дебоши в отпусках, карточные игры в казармах, постоянное пьянство и даже попытки продать казённую обувь. Постоянным рефреном в газетах «Известия Совета солдатских депутатов» или «Гражданин офицер» идут призывы к соблюдению дисциплины, которая хромала уже «на все четыре ноги».
Явление массового дезертирства не только ослабляло армию – оно грозило полностью дезорганизовать железнодорожное, да и вообще транспортное сообщение в стране. Бежавшие с фронтов солдаты, собираясь в группы, являлись к работникам железнодорожных станций или пароходств и под угрозой расправ требовали отправки туда, куда им было нужно, заставляя перенаправлять подвижной состав. Это не всегда удавалось, но на станциях и транспортных узлах дело доходило до массовых драк, и даже убийств. Почти все газеты в своих ежедневных выпусках пишут о бесчинствах проезжающих солдатских команд, о буйствах и творимых безобразиях зачастую подгулявших вояк. Проблема вышла на уровень министерств: министрам Керенскому и Некрасову (министр путей сообщения) ежедневно по телеграфу сообщали жалобы станционных служб на постоянные инциденты. Проблема требовала срочного решения. Временное правительство признало целесообразным «незамедлительно озаботиться учреждением специальной железнодорожной милиции, «временных комитетов военно-народной охраны путей сообщения», а также об организации на крупных станциях особых, «временных военно-народных судов», которые бы в кратчайшие сроки осуществляли бы немедленный разбор дел по дезорганизации транспортного сообщения. Единственной задачей таких комитетов и судов была бы борьба с беспорядками и вмешательством проезжающих воинских чинов в действия железнодорожных служащих.
Расстройство железнодорожного сообщения, нарастающая железнодорожная разруха, в свою очередь, приводила к тому, что армейские подразделения не получали в необходимом количестве оружие, боеприпасы, продовольствие для солдат и фураж для лошадей. Вот в заметке в газете «Новая жизнь» пишут, что на станциях и разъездах томской и омской железных дорог скопилось 5.000.000 пудов (!) прессованного сена, заготовленного для армии.
«Очень мало надежды на то, чтобы сено было вывезено по назначению в ближайшее время», - пишет корреспондент. На съезде союза путейских инженеров и техников прозвучало утверждение о «полной разрухе в железнодорожном транспорте, вызванной целым рядом причин»; среди названных причин – «вмешательство в сферу деятельности дорог посторонних лиц», «сконцентрирование власти в руках управления железных дорог», «использование для топки паровозов антрацита, явно разрушающего части паровозов и недостаток квалифицированных рабочих».
В качестве «вишенки на торте» к железнодорожной теме: Совет солдатских депутатов Томского гарнизона получил телеграмму с обращением, в котором призывалось прекратить вывешивать красные революционные флаги из окон вагонов поездов, поскольку это «сводит на нет значение остановочного дневного сигнала», т.к. машинисты и кондуктора не отличают флаг-знамя свободы от флага-сигнала опасности. Редакция «Знамени революции, опубликовавшей это обращение, призывает
«не высовывать красных флагов из окон и не ставить их на площадках вагонов во время движения поезда»
во избежание возможных неприятностей. Видимо, маршевые эшелоны этого периода превращались в передвижные агитпункты.
Складывающаяся угроза продовольственной безопасности в центре и в губерниях, заставила местные органы революционной власти организовывать реквизиции продовольствия у населения, в городах и сельской местности. Надо ли говорить, что это сильно взбудоражило солдатские массы, то есть, в сущности, крестьян, только недавно переодетых в солдатские шинели. Обсуждение перехода к подобным мерам активно шло и в Томской губернии. И вот, на Томском городском народном собрании уже говорится о том, что вопрос об учёте хлеба в городе очень нервирует и возбуждает солдат. На митинге представители пяти рот маршевого полка утверждают, что они не уедут на позиции, пока в городе не будет произведён учёт хлеба; по мнению солдат, главные запасы хлеба сосредоточены у богатых…
Все эти события и социальные проблемы весны-начала лета 1917 года, усиливая друг друга, становились всё более и более угрожающими. А вопрос о продолжении войны и текущее состояние армии в любой момент могло выступить детонатором взрыва этого «социального динамита».