3 октября. Мы?

Портрет Евгения Замятина. Художник Борис Кустодиев. 1923 год (источник изображения)

В 1920 году Евгений Иванович Замятин (1884–1937), социалист, инженер, писатель, создал свой знаменитый роман «Мы», ставший предтечей других известных антиутопий, рисующих жёсткое тоталитарное общество – «О дивный новый мир» О лдоса Хаксли и «1984» Джорджа Оруэлла.

Советская власть, углядевшая в зеркале фантастической книги свои черты, с подозрением отнеслась к произведению. Неудивительно, что первое издание романа вышло в США (1924), в России же книжка была издана спустя почти семь десятков лет (в 1988-м).

Но вряд ли только большевизм послужил мишенью для критических стрел замятинской антиутопии. Приверженцев бездушной, безжалостной, бесчеловечной рациональности можно было найти во всех «передовых» странах того времени. Ведь недаром замысел романа начал вызревать у писателя ещё во время его пребывания в Англии¹. И не из этого ли корня дал свой гнусный, чудовищный отросток нацизм?

Мы живём в XXI веке. Но роман Замятина, увы, до сих пор не потерял своей пугающей актуальности…

Как водится на нашем проекте, даём небольшой отрывок из произведения.

Итак, далёкое будущее. Единое Государство. Главный герой Д-503 (имён у людей нет) ведёт записки…

… Запись 9-я

Конспект: Литургия. Ямбы и хорей. Чугунная рука

Торжественный, светлый день. В такой день забываешь о своих слабостях, неточностях, болезнях – и всё хрустально-неколебимое, вечное – как наше, новое стекло...

Площадь Куба. Шестьдесят шесть мощных концентрических кругов: трибуны. И шестьдесят шесть рядов: тихие светильники лиц, глаза, отражающие сияние небес – или, может быть, сияние Единого Государства. Алые, как кровь, цветы – губы женщин. Нежные гирлянды детских лиц – в первых рядах, близко к месту действия. Углубленная, строгая, готическая тишина.

Судя по дошедшим до нас описаниям, нечто подобное испытывали древние во время своих "богослужений". Но они служили своему нелепому, неведомому Богу – мы служим лепому и точнейшим образом ведомому; их Бог не дал им ничего, кроме вечных, мучительных исканий; их Бог не выдумал ничего умнее, как неизвестно почему принести себя в жертву – мы же приносим жертву нашему Богу, Единому Государству, – спокойную, обдуманную, разумную жертву. Да, это была торжественная литургия Единому Государству, воспоминание о крестных днях-годах Двухсотлетней Войны, величественный праздник победы всех над одним, суммы над единицей...

Вот один – стоял на ступенях налитого солнцем Куба. Белое... и даже нет – не белое, а уж без цвета – стеклянное лицо, стеклянные губы. И только одни глаза, чёрные, всасывающие, глотающие дыры и тот жуткий мир, от которого он был всего в нескольких минутах. Золотая бляха с нумером – уже снята. Руки перевязаны пурпурной лентой (старинный обычай: объяснение, по-видимому, в том, что в древности, когда всё это совершалось не во имя Единого Государства, осуждённые, понятно, чувствовали себя вправе сопротивляться, и руки в них обычно сковывались цепями).

А наверху, на Кубе, возле Машины – неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными квадратными очертаниями. Но зато руки... Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане поставленные руки – выходят огромными, приковывают взор – заслоняют собою всё. Эти тяжкие, пока ещё спокойно лежащие на коленях руки – ясно: они – каменные, и колени – еле выдерживают их вес...

И вдруг одна из этих громадных рук медленно поднялась – медленный, чугунный жест – и с трибун, повинуясь поднятой руке, подошёл к Кубу нумер. Это был один из Государственных Поэтов, на долю которого выпал счастливый жребий – увенчать праздник своими стихами. И загремели над трибунами божественные медные ямбы – о том, безумном, со стеклянными глазами, что стоял там, на ступенях, и ждал логического следствия своих безумств.

...Пожар. В ямбах качаются дома, взбрызгивают вверх жидким золотом, рухнули. Корчатся зелёные деревья, каплет сок – уж одни чёрные кресты склепов. Но явился Прометей (это, конечно, мы) –

"И впряг огонь в машину, сталь,

И хаос заковал законом".

Всё новое, стальное: стальное солнце, стальные деревья, стальные люди. Вдруг какой-то безумец – "огонь с цепи спустил на волю" – и опять всё гибнет...

У меня, к сожалению, плохая память на стихи, но одно я помню: нельзя было выбрать более поучительных и прекрасных образов.

Снова медленный, тяжкий жест – и на ступеньках Куба второй поэт. Я даже привстал: быть не может! Нет, его толстые, негрские губы, это он... Отчего же он не сказал заранее, что ему предстоит высокое... Губы у него трясутся, серые. Я понимаю: пред лицом Благодетеля, пред лицом всего сонма Хранителей   но всё же: так волноваться...

Резкие, быстрые – острым топором – хореи. О неслыханном преступлении: о кощунственных стихах, где Благодетель именовался... нет, у меня не поднимается рука повторить.

R-13, бледный, ни на кого не глядя (не ждал от него этой застенчивости), – спустился, сел. На один мельчайший дифференциал секунды мне мелькнуло рядом с ним чьё-то лицо – острый, чёрный треугольник – и тотчас же стёрлось: мои глаза – тысячи глаз – туда, наверх, к Машине. Там – третий чугунный жест нечеловеческой руки. И, колеблемый невидимым ветром, – преступник идёт, медленно, ступень – ещё – и вот шаг, последний в его жизни – и он лицом к небу, с запрокинутой назад головой – на последнем своём ложе.

Тяжкий, каменный, как судьба, Благодетель обошёл Машину кругом, положил на рычаг огромную руку... Ни шороха, ни дыхания: все глаза – на этой руке. Какой это, должно быть, огненный, захватывающий вихрь – быть орудием, быть равнодействующей сотен тысяч вольт. Какой великий удел!

Неизмеримая секунда. Рука, включая ток, опустилась. Сверкнуло нестерпимо-острое лезвие луча – как дрожь, еле слышный треск в трубках Машины. Распростёртое тело – всё в лёгкой, светящейся дымке – и вот на глазах тает, тает, растворяется с ужасающей быстротой. И – ничего: только лужа химически чистой воды, ещё минуту назад буйно и красно бившая в сердце...

Всё это было просто, всё это знал каждый из нас: да, диссоциация материи, да, расщепление атомов человеческого тела. И тем не менее это всякий раз было – как чудо, это было – как знамение нечеловеческой мощи Благодетеля.

Наверху, перед Ним – разгоревшиеся лица десяти женских нумеров, полуоткрытые от волнения губы, колеблемые ветром цветы….

________________________________________________________________________________________________________________________________________

[1] Инженер-судостроитель, Е.И. Замятин работал на верфях в Англии при постройке кораблей для России.