… даже в январе 1920 года, когда он, по сути, был запрещён к употреблению, как, впрочем, и другие спиртные напитки.
После занятия Томска частями Красной Армии просоветски настроенных горожан охватило ликование, которое, очевидно, спрыскивалось известным в нашем народе способом.
Возможно, именно по причине безудержности и размаха подобного ликования, грозящего серьёзной деморализацией местных вооружённых сил, 1 января, за неделю до рождественских праздников, губвоенком, он же начальник томского гарнизона, издал указ о запрете в Томске и его окрестностях употребления спиртных напитков как красноармейцами, так и обывателями:
«Власть Колчака пала, но одно из проклятых наследств царско-помещичьей власти – пьянство – осталось. Дабы бороться с подобным злом и в корне пресечь его, я принимаю самые суровые меры, ибо сейчас не время заниматься одурманиванием голов. В особенности буду строго преследовать пьянство в частях гарнизона, ибо каждый пьяный красноармеец кладёт пятно не только на ту часть, в которой он состоит, но и на всю Красную Армию, Защитницу Крестьян и Рабочих». Именно так, с заглавных букв, как наименование чего-то священного было написано окончание этой фразы в приказе губВоенкома (газета «Сибирский коммунист» от 2 января 1920 года).
Ежедневно должны были наряжаться патрули для обхода ресторанов, кафе, столовых, выявления и задержания пьяных, списки коих утром следовало представить начальнику гарнизона.
Кара для имеющих запасы спиртного и для нетрезвых ожидалась суровая – «по законам военного времени, вплоть до расстрела на месте преступления».
Правда, логичнее предположить, что самое суровое наказание было предусмотрено всё-таки для тех, кто проводил самочинные обыски, – ещё одна группа нарушителей, упомянутая в приказе губвоенкома. Но, очевидно, неискушённость последнего в юридических формулировках формально позволяла патрулям применять и к заурядным пьяницам расстрел «на месте преступления».