Путешествие по Улу-Юлу

Немного о самой идее данного похода. Эта поездка была вызвана, так сказать, «производственной необходимостью»: на Улу-Юле расположены арендуемые нами (а значит – обслуживаемые и охраняемые) охотничьи угодья. Поездка эта «нагнаивалась» давно, а необходимость в ней с каждым месяцем становилась все более очевидной.  Собственно поездка преследовала главной целью оценить перспективность данного участка обслуживаемых угодий, наметить пути повышения его продуктивности (определить основные направления проведения биотехнических мероприятий), попутно побороться с браконьерством, и, самое главное, разведать и отрекогносцировать подъездные пути к данной части хозяйства. Следует особенно отметить, что хорошим специалистом в охотничьем хозяйстве считается только тот, кто хорошо знает вверенные угодья. А как ты их узнаешь? По карте? Со слов очевидцев? Из учебника? Нет, только так: ножками, на снегоходе, на вездеходе, на лодке. И не тогда, когда это делать приятно, сухо и тепло, а когда представляется такая возможность. Сейчас же возможность была: по весенней высокой воде далеко уехать можно!

Происходило все это так: за несколько дней до нашего приезда: группа кадровых охотников из двух наших хозяйств, под руководством егеря Васи Шумихина, выехала в угодья для проведения подготовительных работ и достройки базы, а мы с товарищем (по совместительству — соседом) Толей по прозвищу «Собака Бешеная», выдвинулись следом. Тут каждому свое: мне – работа в угодьях, ему – разведка новых мест для рыбалки в будущем. С собой мы везли лодочный мотор, пару центнеров бензина и прочее снаряжение и амуницию.

Сам маршрут тоже был «сложносочиненным»: сначала 120 км по асфальту, потом – 230 по грунтовке, потом – 110 по реке, а дальше – по обстоятельствам, но тоже еще много. Или очень много, тут уж как карта ляжет. Чтобы уложить первый этап в один световой день, мы с Толей выдвинулись из Томска в 3 часа ночи. И то сказать: передвижение по таёжной речке в темноте – особо изощренная форма суицида, да такая, что «русская рулетка» нервно курит в сторонке.

С асфальтовым этапом, как и предполагалось, никаких проблем не возникло. И действительно, не считать же проблемой корку льда, неравномерно покрывшую машину?! Видали мы лилипутов и покрупнее!

С грунтовкой тоже все было понятно: падение скорости до 40-50 км/ч было заложено в «полетный план», а снегопад, метель и (внезапно!) туман не стали для нас неожиданностью: каких-то подобных пакостей и сюрпризов от нашей ласковой сибирской весны мы ожидали, а потому – подготовились к ним. И вот, наконец, мы в поселке Аргат-Юл, что стоит как раз на нужном нам Улу-Юле.

Но это – не проблема: снег-то сухой (на улице – «минус»), а вот был бы  дождь, или дождь с мокрым снегом – было бы значительно хуже! Проблемы начались с лодкой: она никак не хотела выходить в глиссирующий режим. Почему? Решительно непонятно! Все предварительные расчеты (да и многолетняя практика) говорили о том, что «пятнашка» легко выводит на глиссер легкую «Казанку» в варианте «4 человека плюс бензин», а тут – ни в какую, хоть плачь! И никакие фокусы с перекладкой груза, изменением угла атаки мотора и пр. не помогли: скорость продолжала стремительно падать. Причину мы выяснили перед самым финишем (попутно чуть не утонув), но «всему свое время».

Специфика реки такова, что впереди на маршруте никакого жилья у нас нет, и не предвидится, только брошенные деревни, хутора и многочисленные вахтовые поселки (тоже, разумеется, брошенные, причем давно).  Но река красива. Красива той самой суровой красотой и скрытой мощью, которая является «визитной карточкой» многих сибирских и северных рек, даже и небольших. Река степенна и обстоятельна, нетороплива и спокойна, но сразу и однозначно дает понять, что все может мгновенно измениться, поэтому каждого поворота русла (а их ой как много!) ждешь с волнением: «что день грядущий нам готовит?» Река самодостаточна; ей не нужны зрители, помощники или противники, она просто катит свои воды к устью, совершенно не интересуясь, при этом, ни вами, ни вашим драгоценным временем. Не знаю, может быть, я слишком очеловечиваю «бездушную стихию», но у меня еще при первой встрече, почти двадцать  лет назад, сложилось именно такое ощущение, которое с тех пор так и не поменялось.

Итак, мы медленно, но верно движемся вверх по течению. Река, конечно, красива, но все-таки несколько… однообразна. Глаз «цепляется» за любую мелочь, будь то старая охотничья избушка, стоящая на яру, неизвестно как попавший сюда кузов архаичного «Запорожца» или брошенный полвека (а может, и больше) назад трелевочный трактор, сквозь который уже проросли деревья. Вообще, следует отметить, что река цивилизацией практически не затронута: по ней не плывут вездесущие полиэтиленовые пакеты и пластиковые бутылки, а общее настроение таково, что если бы вот прямо сейчас на берег вышел шерстистый носорог или мамонт, коими столь недавно (в геологическом, конечно, плане) была богата эта земля, то я, ей-Д-рвин, ничуть бы не удивился! Именно поэтому периодически вспугиваемые лодкой и убегающие с берега лоси не вызывают ни бурных восторгов, ни удивления; удивление могло бы вызвать их отсутствие, но отнюдь не наличие! К сожалению, ни одной достойной фотографии животин сделать не удалось: на улице до сих пор «минус», а долго держать фотоаппараты в таких условиях – верная смерть аккумуляторам, которые и без того здоровьем не блещут. Поэтому за время, потребное для расстегивания спас-жилета и бушлата, забирания во внутренний теплый карман, извлечение фотоаппаратов, их взведение и наводку, успевает убежать любой, даже самый непуганый лось.

Итак, пять часов в седле. Руки-ноги занемели от неподвижности, да и весь организм, не смотря на теплую одёжку, тоже выстыл. Решаем сделать привал, чтобы чуть-чуть размяться, пообедать чем-нибудь незамороженным и выпить наконец-то немного «самопляса» (так в этих краях ласково называют любой алкоголь). Быстро разводим костер, жарим «на чапсах» сало и потребляем его горячим, закусывая самопляс.

Лагерь, кстати, ставим удачно: на месте бывшей лесосплавной вахты Заворыгино, где на берег можно просто выйти по разбитому бетонному слипу, а не проявлять чудеса альпинизма (в ватных «ползунках», бушлате и спасике, ага!) на глиняном обледенелом склоне. Если верить карте и моим расчетам, то это – где-то близко к половине пути. Сама вахта сохранилась на удивление хорошо: присутствует даже несколько вполне жилых на вид строений. Предприимчивые аргат-юльцы оборудовали в них грибоварню и грибосушилку, а в бывшей столовой – барак, потому поддержание их в рабочем состоянии – забота нескольких поселковых семей.

Попутно заправляем лодку и в очередной раз вычерпываем из нее воду, которой с каждым разом становится все больше и больше. Лодка по-прежнему не едет как надо, а ежечасное выливание за борт 50-70 л скопившейся воды никак не спасают ситуации.

Итак, сожжен второй бак бензина, из лодки отчерпано еще несколько десятков (или уже сотен?) литров воды, день клонится к вечеру, а обговоренные ориентиры так и не достигнуты. Я мучительно перебираю в памяти записанные с чужих слов приметы: высокий яр с вкопанным столом и лавочками (здесь одно из немногих мест, где сезонная лесовозная дорога «Аргат-Юл – Старая Оленка» подходит к берегу), вытоптанный в яру спуск для лодки, крутой (близко к 180) поворот русла вправо, а потом опять влево, устье старицы… Ориентиров нет. А солнышко все ниже и ниже, времени, пригодного для плаванья осталось часа полтора. Я понимаю, что если я где-то и ошибся, то только в выборе реки, что невозможно: она одна такая. Посоветовавшись с Собакой, решаем идти дальше «до талого», но приискивать подходящее место для развертывания лагеря: благо все с собой и мы автономны. Следует отметить, что я не один раз был в этих местах, но все время по дороге, а не рекой, потому боюсь, что ориентиры я просто пропустил по невнимательности и усталости глаз, а поскольку база стоит в протоке и с реки ее не видно…

Когда солнце начинает цеплять краешком вершины стоящих на ярах деревьев, я наконец-то нахожу необходимые приметы (причем – сразу все!) и настроение сразу улучшается: до базы осталось всего 6 км! Я подбадриваю Толю, потихоньку расчехляю карабин и забиваю пару магазинов дешевой барнаульской «валовкой». По предварительной договоренности сигналом нашего подхода к базе являются строенные выстрелы из карабина, повторяемые с интервалом в 120 секунд. Примерно прикинув пройденное от ориентиров расстояние и время в пути, начинаю стрелять. Хорошо, что у меня .308 калибр! Хорошо, что у моей «сайги» максимально короткий ствол! Выстрелы получаются ну просто чудо, какими громкими (левое ухо тут же забивается звоном и глохнет на ближайшие пару дней, зато нас слышно)! Наконец, к исходу второго магазина, откуда-то из-за яра слышится оговоренный дуплет из гладкоствольного ружья, и я понимаю, что мы, наконец-то, приехали! За очередным поворотом реки видим устье неприметной проточки и пробитый в свежем льду фарватер, слышим рев заводимого мотора… Наше путешествие на сегодня завершено.

На базе нас встречают давно небритые, закопченные и обветренные лица заждавшейся команды (на момент начала наших выстрелов обсуждавшей, «вотпрямщас» нужно начинать поисковую операцию, или все-таки стоит подождать до утра?), натопленная изба, «охлажденный» (см. фото 25) березовый сок, шулюм из свежедобытых уток и неизменный самопляс в умеренных, впрочем, количествах.

Итак, путь от Аргат-Юла до урочища Суслово, где и стоит база, составляющий (если верить навигатору и картам 110 км), занял у нас 9,5 часов, но, невзирая на «тяготы и лишения», капризы погоды и непонятные экивоки лодки, мы все-таки добрались до места и выполнили план сегодняшнего дня. На ночлег располагаемся всей толпой в свежесрубленной просторной избе, места всем хватает. Завтра можно начинать работать…

Утром встаем чуть свет – сегодня очень много работы, почему, вчера, кстати, и отнеслись к самоплясу без фанатизма: по три стопки и – спать. Разворачивать вчера палатку с печью (а в этот раз у нас с собой МБ-22 с печью «Согра») ни в качестве бани, ни в качестве жилого модуля не стали (хотя мысли такие были, и даже обсуждались), чему утром я только порадовался: сильно сэкономили время на сборах.  Нет, все потребное для дальнейшего пути, кроме оружия и боеприпасов, было загодя перегружено в другую лодку, на которой и планировалось продолжить путь. Да, действительно, несмотря на общую измотанность и усталость, силы развернуть лагерь мы бы в себе нашли, а вот свернуть… да еще и после бани… В общем, ответ очевиден.

Ночью и ранним утром температура упала до -10 (по крайней мере, градусник на избушке сказал нам так), старица, где стояли наши лодки, и без того не отошедшая от зимнего льда, покрылась льдом снова. Пусть не толстым, всего 2-3 сантиметра, но все-таки льдом. Тогда-то, кстати, я и понял, почему коллеги назвали меня камикадзе, когда я предложил использовать вместо дюралевых лодок ПВХ. Н-да, действительно, здесь «ваши не пляшут».

Надо отметить, что здесь, в среднем течении, река исподволь меняет свой характер: течение становится сильнее, берега – выше, а водоворотов – больше. Больше становится стариц и проток. Сам характер русла меняется: внезапные повороты почти на 180 градусов (и это на 50-70 м реки!) перестают быть редкостью и становятся обычным явлением. Больше становится и поваленного леса: наши «заклятые друзья» — бобры, постарались на славу. Леса по берегам тоже меняют свой характер. Теперь ты не ждешь увидеть на берегу мамонта или шерстистого носорога, теперь ты высматриваешь в небе «ступу с Бабою-Ягою», Змея-Горыныча или еще что-нибудь зловредное и летающее из русских сказок. Но пока кроме куличков, табунков уток, коршунов и орланов-белохвостов ничего не попадается.

Тем временем, на сегодня план действий у нас следующий:

— дойти до устья реки Чуйка и одноименной брошенной сплавной вахты, где нам необходимо определиться с местом строительства перевалочной базы (мобильного лагеря) на будущее.

— развернуть мобильную базу (пусть не всю, а только то, что есть), разведать состояние дороги и, главное, моста (здесь дорога и река тоже недалеко друг от друга, всего в паре километров), а без этого моста в наши дальние угодья, на Шаманку, попасть невозможно.

— после этого «сбегать» до Линевского залома и посмотреть на него (это действительно недалеко, около 15 км), вернуться и «насладиться жизнью»: наконец-то поохотиться на уток (до этого было некогда, одни ехали, другие – рубили на Суслово избу и баню (которая еще не закончена) и готовили дрова, поэтому егерь Василий и кадровый охотник Николай (а мы идем на одной лодке втроем) при моих рассказах о грядущей бане аж мурлычут в предвкушении удовольствия), закоптить или запечь добытых уток на специально взятом под это дело мангале («Ты жарь, жарь, а рыба будет!») и употребить самопляса по состоянию усталости и здоровья.

— утром – домой, на Суслово, ко всей остальной команде.

Зачем смотреть на залом и что это вообще такое, спросите вы? Что это такое – я покажу, но чуть позже, а смотреть вот зачем: Линевский залом априори непроходим на лодке. Вообще никак. Разве что, при оооооочень высокой воде и благоприятном расположении звезд, в новолуние, когда Луна в Юпитере, а Змееносец – в Козероге, ровно в полночь, когда принцесса превращается в тыкву… Непроходим, в общем. Но мы, все-таки, надеемся. Дело в том, что за заломом в летнее (т.е. бесснежное) время уже очень много лет никого не было; туда и зимой-то через пойменную согру не особо-то доберешься, а летом – только рекой, которая, повторюсь, закрыта заломом. В общем, там должен быть еще бОльший зоопарк и заповедник, чем здесь.

Опять же, если удастся пройти залом, то до вахтового поселка Жаровка (разумеется, брошенного), остается всего 15 км. А Жаровка – это  заранее завезенные полтонны бензина, это бич Олег (о нем — позже), это (самое главное!) дорога на Килинку, Соболевку и Шаманку, куда весной уже много лет попасть невозможно. В общем, перспективы заманчивы, как рост дохода в «МММ».

Н-да, что-то за строительством планов я отвлекся от маршрута.

Кстати, по крайнему фото видно, что бобры и лоси живут здесь в каком-то симбиозе: бобр валит деревья, а лось обгладывает на них кору. Бобры же здесь – настоящее стихийное бедствие. Если в начале вчерашнего пути такие поляны попадались нам раз в 7-10 км, а в конце – через 5-7, то сегодня разрыв редко превышает пару километров, а «объем расчетной лесосеки» существенно выше, чем в нижнем течении реки. Почему «бедствие»? Расскажу!

Но, долго ли, коротко ли, добрались мы, наконец, и до Чуйки, нашли место под временный лагерь и зачалили лодку.

Пока мы все вместе разворачивали лагерь, а Василий с Николаем слушали мою лекцию о новой  снаряге и оборудовании, взятом специально для устройства здесь перевалочной базы, Вася, не отрываясь от процесса, умудрился «приземлить» пару жирных крякашей, так что теперь мангал обеспечен работой на вечер (ну вот, я же говорил: «рыба будет»!)

Это на максимальном увеличении фотоаппарата; так-то до него метров двести. Н-да, до дальних угодий по земле у нас еще не скоро добраться получится!

Итак, проводим рекогносцировку территории, накапливаем соображения о месте расположения  перевалочной базы. Сейчас все молчат и держат свое мнение при себе, прикидывая свои варианты и возможности (подъезды с дороги и реки, наличие дров и воды, красота места и еще олимпиард позиций), а вот вечером, в ходе «мозгового штурма», там и до ненормативщины дойти может, по глазам у парней вижу!

Итак, первичная рекогносцировка района устья Чуйки завершена, сейчас планируется потратить пару часов на поездку на залом и обратно, а вот уж после «вальгажно» заняться каждый своим делом: кое-кто «поприземлять» ошалевших от собственной безопасности уток (отметим, что это не я, поскольку даже ружья с собой не брал, а брал карабин под совсем другую охоту и под другие документы. Охота весной по перу с «нарези» запрещена, а кодекс мы чтим: дешевле получается!), кое-кто – повозиться с лодкой и мотором до того, как переключаться на охоту, а кто-то (не будем показывать пальцем, хотя это был Большой Палыч) – вплотную заняться лагерем, обедом-ужином и организацией бани. Очень мне этого возжелалось, аж руки зачесались! Команда идею бани восприняла с восторгом: еще бы! Парни уже неделю здесь живут, при этом занимаются тяжелой и грязной физической работой (а в тайге она вся такая), поэтому в бане испытывают острую нужду. «Жару поддает» Вася, который после наших прошлогодних эскапад на Шаманке идеей мобильной бани проникся и с ходу начал ее нахваливать Николаю, воспринимающему, впрочем, информацию пока с сомнением.

Отметим, что задача по организации бани в данном случае весьма нетривиальна: специальной банной печи у нас с собой нет (она просто не вошла бы в лодку), парогенератора – тоже; как же быть? Я вспоминаю все, что читал про использование «Согры» без парогенератора в качестве банной печи и начинаю думать головой.

Итак, что мы имеем? Имеем отличную печь длительного горения (ПДГ) «Согра-2» в варианте именно ПДГ, а парогенератора – не имеем. Значит, будем париться без него, просто поддавая воду на камни. Беда в том, что камней у нас тоже нету. Откуда им здесь взяться? Песка тут на пару-тройку Сахар наберется, а вот с камнями на равнинах – беда. Но лагерь развернут на месте сплавного вахтового поселка, а раз это вахта, то там были гаражи и мастерские. А раз так, то на их месте осталось какое-нибудь железо, например, костыли, пальцы или траки. И даже жадные сборщики чермета (а в округе то тут, то там видны следы их деятельности) не могли вывезти все подряд, наверняка что-то осталось, нужно только поискать. К тому же, здесь недалеко, километрах в семи, плотбище, на котором стоят не только руины балков и изб, но и целый корпус от сплавного катера (по крайней мере, четыре года назад — стоял), там тоже что-то найдется.

Что еще? Веники. Вообще не проблема, вон, молодой пихтач виднеется.

В чем их запаривать? А у нас большая кастрюля-сковородка с низкими бортами есть, чем не тазик?

Между тем к полудню погода совсем улучшилась, а температура дошла до курортных +5-7 градусов жары, все настроились на отдых и практически полноценную дневку. Осталось мелочь: до залома сбегать, и можно отдыхать.

Мы скидываем бушлаты, ползунки и бродни, оставаясь в горках и флисках: погода хорошая, штиль, за час-полтора обернемся, зачем нам все это барахло?! Берем с собой только оружие, по горсти патронов, «дежурный» литр самопляса и выдвигаемся.

Николай зачем-то берет с собой «Штильку», а Василий – добытых селезней. Отметим, что из-за первой буквально через пару часов у нас возникнет куча проблем, а вторые – помогут их решить, хотя бы частично.

Возникает залом когда с берегов падают подмытые водой деревья, а высокая весенняя вода выносит с поймы многочисленный валежник. Все это поодиночке медленно движется по течению ровно до тех пор, пока первое бревно не зацепится за что-нибудь, не важно, за что: торчащую из воды корягу, отмель, резкий поворот русла, что угодно. Теперь их (бревен), становится уже двое, а вместе они – сила. Разумеется, все, что идет следом, тоже попадает в это «сито» да там же и задерживается. В итоге через несколько часов/дней/месяцев/лет (тут все от полноводности, захламленности и уровня воды зависит)  мы получаем практически непреодолимую ни для какой техники преграду.

Протяженность таких заломов может исчисляться десятками, сотнями и даже тысячами метров (лично видел двухкилометровый залом на р. Четь). Раньше посильный вклад в обогащение и развитие заломов вносили лесозаготовители, которые сплавляли лес по рекам, когда – плотами, а когда и молем (россыпью), как это было здесь, на Улу-Юле. Справедливости ради следует отметить, что они их не только создавали, но и уничтожали, ежегодно расчищая русло для следующего сплава. Однако сейчас, когда объемы лесозаготовок резко упали (нечего стало пилить: лес кончился), а большие леспромхозы типа Улу-Юльского развалились вместе со страной, использовать сплав стало невыгодно и нерентабельно, поэтому реку сейчас никто не чистит. Но активно захламляют… бобры! Здесь уже были фото бобровых лесоповалов, однако фотография не может передать всего «масштаба трагедии». Чем выше мы идем вверх по реке, тем бобровые лесосеки попадаются чаще, а площадь их растет. Лесозаготовители за собой хотя бы прибирали, а вот бобры, видимо, еще не дошли до такой степени социальной ответственности: как минимум, каждый второй ствол в заломе – дело рук, а точнее – лап и зубов этого лохматого вредителя.

Вода весной высокая и там, под берегом, где в межень лежит песчаный плес, сейчас вовсю течет река, а двухметровое весло не достает до дна, наметился проход, который, при должных усилиях и удаче можно сделать проходимым. Если внимательно присмотреться к фото, то в самой правой части, где лежит толстенная осина, его можно угадать.

В общем, мы пытаемся пробиться. И, о чудо, чуть больше трех часов «штилетерапии» и силовой акробатики (не пробовали перекидывать сырые и осклизлые пеньки, стоя на бревне по щиколотку в воде? Зря, весьма увлекательное занятие, рекомендую!) у нас это получается!

И о результате.

Там, где бревна лежали глубоко, либо длинны шины не хватало,  пришлось прыгать, но таких бревен было всего четыре, а «Прогресс» — лодка крепкая, дополнительных течей от расшатывания заклепок не прибавилось.

Где-то на последней трети команда робко намекнула насчет того, что неплохо бы и самоплясу по пять капель, а то все уже устали и промокли от брызг. Идея, конечно же, заманчивая (и сам бы не отказался!), но потом же развезет и ничего доделывать не захочется! Предлагаю парням компромисс: не по пять, а по пятнадцать, но на другой стороне залома! Знаете, никогда не думал, что можно работать с таким энтузиазмом! Последнюю треть буквально разметали!

Итак, в ходе потребления законных «трех по триста» возникает вопрос: мечта исполнилась, что же делать дальше? Прикидываем варианты наших дальнейших действий. Дело идет к вечеру, по-хорошему, сейчас нужно вернуться в лагерь, переночевать, собраться и идти вверх. Но это по-хорошему. А что, если за ночь вода резко и сильно упадет и утром мы не сможем проехать по пропиленному проходу? Или проход за ночь забьет свежими бревнами? Или залом сорвет или переместит?  А такие исходы возможны, тогда все наши усилия – насмарку. В общем, решаем идти вперед «до талого», докуда сможем. Полтонны бензина, завезенные парнями еще по снегу, ждут нас в брошенном вахтовом поселке Жаровка в 15 км выше по течению. Там же, если что, можно и переночевать, и помыться, а при оружии голодными мы не останемся. А одежда и снаряжение… Не сахарные, чай, не растаем; весна на дворе — не вымерзнем. Под все эти размышления радостно допиваем оставшийся самопляс, доедаем случайно завалявшийся в бардачке и по-братски разделенный на троих (а провизию тоже не взяли) кусок вяленой бобрятины и резво стартуем вверх по течению. И тут же упираемся в следующий залом!

Здесь нам везет еще больше, чем в первый раз: залом свежий, нынешний, а вода поднялась резко, поэтому справа, под яром, между деревьями остается узкий проход, который не успело забить бревнами. Течение здесь очень сильное, поэтому по проходу мы идем на среднем газу (обычно – на малом или самом малом), обдирая кору с елок, между которыми мы маневрируем и кожу с физиономий (об ветки тех же елок). В общем, десять минут страха – и мы на Жаровке.

Здесь следует сделать небольшое лирическое отступление. Таких, как он, здесь (да и не только здесь) называют «бичами». В советское время их называли БОМЖИР: «без определенного места жительства и работы». Не надо путать эту категорию людей с опустившимися и вечно пьяными, но  привычными нам, городскими бомжами. Олег просто живет в тайге и тайгой. Он нигде не работает, нигде не прописан, и даже документов типа общегражданского паспорта у него нет. Говорят, что есть «Справка об освобождении», да только кто ее видел, эту справку? Понятно, что таких принято называть «человек трудной судьбы», но что у него произошло с законом и кем он был раньше – неизвестно. Напрямую об этом спрашивать непринято (все равно правды не расскажет), а все многочисленные версии (в том числе рассказываемые им самим) каждый раз разные и опровергают одна другую: не то беглый, не то освободившийся, не то расконвойник, не то от бандитов бегает. В общем, здесь, в поселке, он живет уже лет двадцать. Попутно приглядывает за пустующими домами и поддерживает их в работоспособном состоянии, чтобы водителям лесовозов было где переночевать (От Оленки до райцентра около 300 км, поэтому за сутки такое расстояние проехать даже без поломок — нереально). В сезон – собирает грибы и ягоду на сдачу или на обмен, но без фанатизма; рыбачит и охотится, если оголодал и не лень, тоже, впрочем, не особо напрягаясь. Разводит огород, где выращивает рекордных размеров капусту огурцы  и махорку. Раньше они всей семьей здесь жили, с матерью и отцом, но отец умер, а мать перебралась в райцентр. Вообще, таких брошенных вахт здесь много и людей и семей подобной судьбы и образа жизни здесь не так давно тоже жило много. Но кто-то от самопляса сгорел, кого-то застрелили, кто-то замерз по синему делу… Так что Олег – последний из могикан. Почему не следует путать их с бомжами? Потому, что бомжи паразитируют на теле социума и живут подачками от этого же социума, а бичи все-таки работают. Не в том плане, что на работу ходят, а в том, что в тайге по-другому просто не выжить: приходится шевелиться. Так, например, при прибытии на вахту постоянных посетителей (типа нас) каждому выдается комплект чистого постельного белья и пара тапочек из олеговых личных запасов (Тот, кто стирал пододеяльники на руках, оценит трудоемкость процесса, особенно – с учетом полевых условий), в доме и на улице все чисто выметено, грязная посуда отсутствует как класс.

Олег рад нашему приезду, потому, что уже почти месяц живет в отрыве от «Большой Земли», а общаться здесь, кроме по-щенячьи дурашливого и истеричного кобеля Кучума и кошек Муськи и Лизки – не с кем. В поселке нет электричества (даже в виде генератора!), телевизора, радио, интернетов, сотовой связи. Местные шоферы, которые ездят через Жаровку постоянно и руководство нескольких еще действующих здесь лесозаготовок не один раз предлагали привезти и поставить Олегу генератор, и даже обслуживать и заправлять его, но он отказывается с неизменным упорством. Почему? Решительно непонятно!

Впрочем, узнав, что самопляса и заказанных им сигарет мы не привезли (а у нас все это есть на Чуйке; мы просто не думали, что сумеем пробиться через залом, т.е. не планировали сюда попасть!), его радужное настроение быстро меркнет. Он ворчит, что дрова у него кончились, баню топить нечем, есть нечего, все запасы подъедены… Насчет «есть нечего» — это правда. Кроме соли и перца Олег может предложить нам только перемороженной картошки, да и то — немного. Вот где пригодились взятые с собой утки! Мы, не сговариваясь, лезем по карманам и отдаем ему практически все свои запасы сигарет, оставив себе только необходимый минимум. С куревом у Олега беда еще большая, чем с продуктами: прошлогодний урожай махорки закончился, в связи с чем он может позволить себе четыре щепотки табака в день, т.е. две самокрутки.

Решаем до темноты идти дальше, а потом – возвращаться ночевать сюда. Пока Олег топит баню и готовит шулюм, мы успеваем пройти вверх километров двадцать, что достаточно для понимания факта отсутствия заломов на дальнейшем пути. Все-таки время мы чуть-чуть не рассчитываем, поэтому последние километры приходится идти на самых малых, пользуясь налобными фонариками в качестве габаритных огней и моим подствольником – в качестве прожектора. По пути понимаем, что попали в зоопарк. Многолетнее отсутствие человека на реке привело к тому, что лоси, завидев нас, долго на нас смотрят, а потом «вальгажно» отбегают. Если бы мы стреляли, то встреченных в течение часа лосей хватило бы на прокорм средней руки деревеньки (такой, дворов на тридцать) в течение нескольких месяцев. А бобры вообще не в курсе, что нужно убегать и прятаться: так и сидят на берегу, поворачивая свои усатые морды вслед проходящей лодке.

В поселке нас ждет горячий ужин, баня (Вася аж рычит от удовольствия, растираясь шахтерской мочалкой) и здоровый сон: завтра в 4 утра нужно быть уже на воде. Последняя мысль, перед тем, как я рухнул в сон «А все-таки сделать больше, чем запланировал, захотел, и даже не надеялся – здорово!»

От мерзкого писка будильника, еще раз будильника, и снова будильника, утро наступает внезапно, рывком. Парни еще спят, замерев павшими богатырями в живописных позах, и только Олег, слышавший будильник, но не проснувшийся, тревожно ворочается и что-то бормочет во сне. На часах двадцать минут четвертого, самое время вставать. Никаких, даже робких, следов рассвета еще не видно, что неудивительно: небо «вглухую» затянуто тучами. Но тучи вроде бы, не дождевые, а светлые; так, на «облачность и пасмурно» тянут.

Быстро разогреваем шулюм, быстро завтракаем. Организм еще не проснулся и есть совершенно не хочется. Еще бы, после вчерашних «попрыгушек» на заломе и прочих жизненных удовольствий, выспаться за три часа сложно, но «раз надо – значит надо!» Сильно помогла бы кружка горячего кофе, или, на худой конец, чая, с сигаретой, но ближайший кофе – на Чуйке, а чай – на Суслово (чай у Олега тоже, того, «был, да весь вышел»). С сигаретой тоже не все весело: их теперь, после того, как поделились с Олегом, в обрез, только до промежуточной временной базы на устье Чуйки, но туда еще нужно добраться. Да и вообще, в дороге всякое может случиться, поэтому курево тоже нужно беречь.

К четырем, когда мы уже спускаемся от поселка к реке, небо начинает светлеть, причем, не с востока, как положено, а сразу и полностью, что нам даже предпочтительнее. Значит, облачность более мощная и плотная, чем я подумал с утра. (В скобках отметим, что время суток в тайге – весьма условное понятие. Казалось бы, четыре утра – поздняя ночь или очень раннее утро. Ответ неверный: мы уже встали и работаем, значит, сейчас — день). Ночь сразу же превращается в серые сумерки без теней, что нас вполне устраивает: реку видно, ехать можно. Мы прощаемся с Олегом и гостеприимной Жаровкой и стартуем.

Идем аккуратно, на среднем газу; сумерки – дело хорошее, но все-таки еще не день, даже в колиных поляризационных стрелковых очках: налететь в таких условиях на корягу или балан (бревно) – как два пальца об асфальт, а последствия могут быть самыми разнообразными, от «плохих» до «ужасных» и даже «трагических». К слову отметим, что на открытие охоты реки и озера области ежегодно собирают с народа дань; рекордным был позапрошлый год, когда на открытие пришелся ураган и количество утонувших составило 32 человека, причем не всех нашли до сих пор; не хотелось бы украсить собой статистику, поэтому и идем потихонечку-полегонечку.

Отойдя от Жаровки меньше километра даже не слышим, а просто ощущаем (не знаю какой частью тела, но все вместе, одновременно и отчетливо) хлопок и нас тут же накрывает снежная стена. Не снегопад, не пороша, не метель-вьюга, а именно стена, плотная и почти осязаемая. Видимость падает до нескольких десятков метров и Коля поневоле сбрасывает газ: впереди поворот, за которым второй (не Линевский) залом, а течение очень сильное. Я запоздало думаю: «Облачно и пасмурно! Идиот! Это не дождевые, а снеговые тучи!» Впрочем, сделать уже ничего нельзя, только пробиваться дальше.

Из снежной мглы ожидаемо (но все равно ВНЕЗАПНО) выпрыгивает второй залом. Лодка, борясь с боковым течением, потихоньку идет к берегу, туда, где вчера был проход. Он и так-то не особенно бросался в глаза, скрытый нижними лапами елей, которые мы вчера объезжали, а сумерки и густой снег сделали его совсем невидимым. А нет, вроде бы, нашли, вот он! Стук бревен по обшивке и хруст ломаемых веток свидетельствуют, что не «нашли» и не «он»: лодку тут же разворачивает бортом к течению и прижимает к бревнам залома, да так, что мотор не может сдвинуть ее с места. Впрочем, здесь дело не в моторе: впереди и сзади бревна – не пройдешь, а бортом вперед, да еще и против течения, лодка плавать не умеет. Все попытки растолкать часть завала лодкой и выйти против течения на открытую воду для совершения второго захода не дают результата, нас только глубже забивает в залом, да еще и подпирает парой приплывших уже после нас бревен. После четверти часа бесплодных попыток бросаем попусту бить лодку и начинаем думать. Ситуация осложняется тем, что бревна, к которым нас прижимает, мелкие и лежат в один слой – на такие с пилой (в отличие от прошлого залома) не выйдешь, а с борта как следует их не распилить – слишком высоко. Да и какая разница, чем быть зажатым – десятком бревен, или сотней пеньков? И без пилы не выйдешь, чтобы перетащить лодку.

Делать нечего, мы с Васей беремся за весла, а Николай – за гашетку и начинаем выталкивать лодку, используя весла как шесты, а мотором не давая лодке уйти обратно в залом, пока мы перехватываемся. За весла Коля волнуется и бормочет про себя (но хорошо слышно) «Вася, аккуратнее, не сломай весло, Вася, аккуратнее, нежнее! Б…дь, Вася, ну я же просил! Кто его теперь чинить будет?!»

В общем, еще четверть часа такой гимнастики и мы «вырываемся на оперативный простор», разворачиваясь для второго захода. А что делать: велик Улу-Юл, а отступать неуда, позади жо… я хотел сказать – Жаровка.

Со второй попытки поход все-таки находится… ровно на полметра левее того места, куда мы тыкались. Со вчерашнего дня течение только усилилось, поэтому лодку болтает отраженной от яра, под которым мы идем, волной и течением и бьет о деревья. Да и видимость здесь, под пологом елей, да еще и в снег и в самом начале рассвета, практически нулевая. Ничего, через полсотни метров выныриваем уже за заломом, правда, с оббитой с бортов краской и исцарапанными мордами. Можно перевести дух.

Переводим. Выясняем, что снег, оказывается, был мокрым (раньше «на нервах» не заметили), а теперь из-за него, брызг и пота от работы по преодолению залома, мокрые и мы. Сразу становится холодно и зябко, а оставленные на прервалке бушлаты вспоминаются с особой теплотой. Эх, самоплясу бы!

Пока мы переводим дыхание,  мотор уютно урчит на холостых оборотах, а нас несет течением метрах в десяти от берега. Снег же, шедший все это время, как из ружья, прекращается, будто ножом отрезали. Первое, что мы видим – стоящий на берегу прямо напротив нас лось. На спине и на голове у него небольшими сугробиками лежит снег, и мы понимаем, что он тут уже давно стоит, и, видимо, наблюдал всю нашу эпопею по прохождению залома прямо отсюда же, как в цирке. Вот ведь сволочь, а?! Экипаж хором выдыхает «Во, бля…» а на лосиной морде отражается усиленная работа мысли: кажется, он вспоминает, почему именно этих двуногих существ, сидящих на странной рычащей рыбе, следует бояться. Подумав несколько секунд, лось принимает какое-то решение и грациозной рысью (Не галопом, сцуко, а рысью!!!) убегает в согру. Да уж, точно зоопарк, а не угодья!

Тем временем мы подходим к Линевскому залому. Снег, как по команде, начинается снова.

Но вот все преграды позади, а мы подходим к нашей базе! Как там наша база? Мысленно пересчитываю экспансивку в магазинах и по карманам, а также «Полеву-6» (замечательная, кстати, пуля) у парней (я знаю, у них есть, я в прошлый приезд привозил). Отвлеченно думаю о том, что по снегу следы видны хорошо…

У меня отлегло от сердца: все цело, и даже никто не подходил. Под «никто» я, разумеется, имею в виду медведя, людей-то, кроме нас, тут нет. А вот мишка, привлеченный запахом съестного, очень даже может придти и разгромить лагерь. Понятно, что после этого он – не жилец, найду и исполню (а парни поддержат и подстрахуют), и наплевать, что бумаг нету, но за свою тщательно и любовно отобранную проверенную снарягу, я кого угодно на британский флаг порву, не то, что какого-нибудь там сратого геморройного медведя.

На удивление, медвежьих следов за всю поездку не попалось вообще ни разу, хотя, казалось бы… Но рев слышали! Может быть потому, что весна нынче поздняя и «зеленка» еще не пошла? Для того, чтобы наладить нормальнее пищеварение, медведю нужно прочистить ЖКТ свежей растительностью и избавится от «анальной бронепробки» (а до этого он активно кормиться не пойдет), но травы нет еще даже в намеках. Вот он и орет. Ну, да. Мы бы в такой ситуации тоже орали!

Хотя, вообще, странный нынче год. Ему бы сейчас лосят давить или лосих на отеле, а он к ним даже на пойму не выходит. Чудны дела твои, Д-рвин!

Только зачалившись и выйдя на сушу, мы вспоминаем, что мы мокрые насквозь, замерзли и «зазябунели». Остервенело срываем с себя мокрые горки и флиски, достаем запасную одежду и впрыгиваем в нее. А снег продолжает идти. Когда я подошел к палатке, я поставил карабин на его штатное уличное место. Выглядел он вот так.

Для понимания: на второй фотографии снятые минуту назад спасики, на которых уже наметает сугробы. Да уж, действительно: «вот такое вот х…вое у нас нынче лето!»

Итак, мы на промежуточной базе Чуйка. По-хорошему нам надо «вотпрямщас» идти дальше, (парни нас ждут до обеда, а потом начинают волноваться), но я, оглядывая «вверенный личный состав», пребывающий в замерзшем и промокшем состоянии, понимаю, что никуда мы сейчас не пойдем. В мокрой одежке, при отрицательных температурах, на ветру… Помнится, был такой вид смертной казни. В общем, объявляю дневку; по крайней мере, до тех пор, пока все не просушатся, мы никуда не пойдем.

Разумеется, первое, что мы сделали, придя на лагерь – затопили заранее разложенную именно для такого случая печь. По-хозяйски так затопили, «во всю ширь поддувала», не стесняясь.

Палатка мгновенно наполняется живительным теплом, внешний тент надувается, а я достаю из потайного кармана рюкзака «последний довод королей» — бутылку выдержанной «Кизлярки», припасенной именно для такого случая, а також стопки. «Кизлярка» разливается и выпивается, разливается еще раз, выпивается, и …заканчивается. По всему телу (всем телам) разливается живительное и блаженное расслабляющее тепло, а зубы перестают стучать.

Вот теперь можно и позавтракать нормально!  Не ИРП или шулюмом надоевшим, а действительно нормально. Горячо, остро и вкусно. Как? А очень просто. Разжечь мангал и положить в него заранее приготовленные и замаринованные Мариной Маленькой свиные рулеты из пашины. Ну и что, что решетки для мангала мы забыли на Суслово? Можно подумать, что в моей продуктовой сумке фольги нет!

Ну, к горячему неплохо бы и самоплясу! По опыту знаю, что после такого эйфория от первых двух стопок очень быстро пройдет, а организм вернется к изначально замерзшему состоянию. Тут нужно либо много есть и сразу спать в тепле (лучше — долго), либо, если нужно работать, много есть и при этом «усугублять»: в таком состоянии ты все равно не захмелеешь, даже при большом желании. Спать у нас возможности нет, а вот «усугублять – пожалуйста! Или вы думаете, что в моем рюкзаке всего один потайной карман?!

Тем временем печь выходит на проектную мощность и мы начинаем наслаждаться теплом, еще большим теплом, аномальным теплом, жарой и жарищей. От мокрой одежки валит пар, а мы нежимся в тепле.

Николай восхищается печкой и говорит, что «с такой в избушке хорошо», а потом «Да здесь уже париться можно!», что вызывает наш с Васей гомерический хохот: конечно, можно, палатка-то изначально — банная!

Потихоньку согреваемся и обсушиваемся, неспешно доедаем самопляс и рулеты, так же неспешно варим и пьем кофе, покуриваем (ну, это на улице: я в палатках курить не разрешаю никому, даже себе). Часа через три, просушившиеся и согревшиеся, мы быстро, но без спешки сворачиваем лагерь и стартуем домой… в смысле – на Суслово. Погода, все это время посыпавшая нас мелким и редким снежком, решает сделать нам прощальный подарок, снова «включает» мокрый снег «со всей силой пролетарской страсти». Но нам уже все равно. Мы переодеты в теплое и сухое, «сытые, пьяные и нос в табаке».

Поскольку дело к вечеру, решаем сегодня закончить дневку, а домой выдвигаться уже завтра. Можно, конечно, попробовать и сегодня, но мы имеем все шансы быть застигнутыми темнотой до конца дороги, а после такого – или ночевать, или рисковать. Ночевать вшестером в палатке 2 х 2 м, наверное, все-таки можно, но пробовать никому не хочется, а рисковать идти по Улу-Юлу ночью не хочется еще более.

Утром мы с Собакой, как более тихоходные, выходим на своей «Казанке» первыми. Надо отметить, что по течению лодка бежит бодрее, чем против него (привет Капитану Очевидность!). Пока я болтался неизвестно где и занимался неизвестно чем, Гав обслужил лодку и мотор, нашел течь в кокпите, ликвидировал ее и отчерпал воду. Оказывается, лодка шла вверх так плохо из-за набравшейся в форпик воды.

Здесь необходимо сделать небольшое пояснение для наших читателей, не являющихся водномоторниками. В соответствии с заводским конструктивом, на «Казанке», «Казанке-М» и «Южанке» никакого форпика нет. Весь носовой отсек (а это треть лодки) является одной сплошной систерной непотопляемости, поэтому переборка между ним и кокпитом герметична. Но хозяйственные сибирские мужики не могут пройти мимо таких огромных, но при этом неиспользуемых объемов! Поэтому либо переборка вырубается по шпангоуту (это реже), либо в палубе вырубается люк и на него мостится крышка (в просторечии – «бомболюк»), а получившееся пространство (форпик) используется в качестве грузового трюма. Так и было сделано и на доставшейся нам с Толей лодке.

Где-то уже на подлете к Аргат-Юлу лодка начинает вести себя совсем уж странно: она начинает зарываться носом в воду и вообще делает вид, что пытается утонуть. Поскольку до «Большой земли» ходу остаются какие-то минуты, мы просто сбрасываем газ и последние четверть часа идем на малых оборотах, что осевшей в воду лодке явно нравится больше, чем попытки вывести ее в глиссирующий режим!

Надо сказать, что нам повезло. Причем – дважды. Во-первых, со штилевой погодой, во-вторых, со слабым мотором. Если бы на реке был вал, то мы зарылись бы носом в волну и из лодки превратились бы в торпеду, идущую в толще воды, а не по ее поверхности. А если бы стоял более мощный мотор, то он вывел бы лодку на глиссер, после чего она бы «клюнула носом» и превратилась в торпеду совершенно самостоятельно, безо всякого вала. Причина – течь в районе форштевня. Оказывается, именно из-за этого лодка шла все хуже и хуже по пути туда и чуть не утонула по пути обратно! За счет течи лодка постоянно набирала несколько сот килограммов лишнего веса (потому и не выходила на глиссер) и вела себя странно. Следует отметить, что хороший (не отечественный) мотор даже под водой перестает работать далеко не сразу. Известны случаи, когда он продолжает тащить такую получившуюся из лодки «торпеду» десятки и даже сотни (до 2-х) метров под водой, причем – против течения! В общем, повезло нам!

На берегу нас уже ждет машина и трал, так что быстро повторяем все заездные операции в обратной последовательности: чемодан – вокзал – Израиль… в смысле – машина – перегрузка шмурдяка – дом. Теперь – скорее домой!

Вот так, с шутками и прибаутками прошла очередная экспедиция «Siberian professional hunting group» под предводительством Большого Палыча.

© Большой Палыч