Среди медицинских учреждений в нашей стране не так уж много таких, которые носят имя известных выдающихся деятелей – врачей, представителей медицинской науки. «На слуху» – знаменитый «Склифософский» или Боткинская больница. Есть и в Томске такие больницы, носящие имена известных в нашем городе медиков – например, роддом имени Семашко, больница имени Сибирцева – но таких «именных» больниц никогда не было много. Сейчас далеко не каждый горожанин скажет, кто такие эти лица и за что почтенные медучреждения названы их именами.
Об одном из таких известных врачей, чьё имя было присвоено больнице не только при его жизни, но и в период его продолжающейся работы в её стенах, мы поведём речь – о Геннадии Евгеньевиче Сибирцеве и его месте в галерее выдающихся медиков нашего города.
«Налёт актуальности» выбранной нами персоналии придаёт его медицинская специализация – он врач-инфекционист, заступил на пост борьбы с заразными заболеваниями ещё в самом начале двадцатого века, около 30 лет руководил Томской городской больницей для заразных больных и ещё почти 20 лет работал там заведующим отделением и врачом-консультантом. В том, что Г.Е. Сибирцев пользовался такой популярностью и уважением среди современников-томичей, можно увидеть несколько причин. Во-первых, практически все годы его работы были очень напряжённым периодом в отношении массовых заразных болезней, которые волна за волной прокатывались по городу и краю и уносили с собой немало жизней. Поэтому общественная важность врача-инфекциониста была в те годы всем очевидна. А другие причины кроются в профессиональных и личностных особенностях нашего героя, в его компетентности и верности своему врачебному долгу.
Нам представляется, что правильно было бы рассмотреть не только биографию Г.Е. Сибирцева, но поместить её в этот важный внешний контекст, связанный с общей медицинской и эпидемиологической ситуацией в Томской губернии и самом Томске.
Биография. Начало
Начнём «ab ovo». Родился будущий врач 6 августа 1875 года в небольшом городке Тотьма Вологодской губернии в семье приходского священника Евгения Петровича и Александры Евграфовны Сибирцевых. Начальное образование мальчик получил в духовном училище, затем в Вологодской духовной семинарии. От продолжения духовной карьеры молодой человек отказался, хотя некоторое время работал учителем в Угрюминской церковно-приходской школе (13. Л. 16. 14. Л.1). Чувствовал ли он в профессии врача своё призвание, или ему чем-то сильно не нравились порядки в семинарии и духовном училище – неизвестно (зато хорошо известен факт, что из семинаристской среды вышло немало будущих деятелей революционного движения в Российской империи). Общество тогда ещё было сословным, высшее образование, особенно университетское, считалось прерогативой представителей дворянского сословия, кроме того, обучение в университетах было платным. Для сына небогатых священников обучение в признанных университетских центрах в крупных городах европейской части России было не только сословной, но и труднопреодолимой финансовой преградой.
С открытием в Томске медицинского факультета университета для выходцев из духовной среды расширились возможности овладения медицинской профессией. Г.Е. Сибирцев был, кстати, одним из многих представителей священнической среды, составивших основную массу студентов Томского императорского университета первых лет его существования. Студентов из дворян в Томске было сравнительно немного.
В 1896 году Геннадием Сибирцевым было подано прошение ректору Томского императорского университета о принятии его на медицинский факультет Императорского Томского университета, которое было удовлетворено, и молодой человек был зачислен на первый курс (13. Л. 2, 2 об.).
В личном деле студента Сибирцева к прошению прилагаются положенные справки: метрическое свидетельство о рождении и крещении, аттестат от Правления Вологодской духовной семинарии, свидетельство об отсрочке от воинской повинности от Тотемского уездного присутствия, свидетельство о состоянии здоровья от врача Тотемской городской земской больницы, а также свидетельство о том, что «Геннадий Евгеньевич Сибирцев, по собранным сведениям, поведения хорошего и ни в чём предосудительном в политическом отношении замечен не был» от канцелярии Вологодского губернатора (13. Л. 2, 2 об, 3, 3 об, 5, 11, 12, 13).
Список изучаемых дисциплин на медицинском факультете с конца ХIХ века по сравнению с днём сегодняшним, конечно, изменился, но не радикально, видимо, потому что устройство человеческого организма весьма и весьма консервативно. Изучались предметы общей подготовки: анатомия, физиология, ботаника и зоология, гистология, физика, неорганическая и аналитическая химия, эмбриология, фармация. На старших курсах слушались более специализированные дисциплины: учение о нервных болезнях, акушерство и женские болезни, судебная медицина, эпидемиология, патологическая анатомия, оперативная хирургия, гигиена, учение о детских болезнях и др. К числу предметов, которые не изучают современные студенты-медики, относятся не только богословие, но и «минералогия с геологией». (13. Л. 18, 22, 23, 24, 27, 28, 34, 35, 36).
Средства, необходимые для проживания в Томске и для оплаты за обучение, будущий врач, происходивший из небогатой семьи, должен был изыскивать в значительной степени сам. В автобиографии он перечисляет некоторые свои источники дохода: «уроки, пение, служба в государственных учреждениях» (14. Л.1). Под «пением», скорее всего, подразумевалось участие в богослужебных песнопениях в храмах, что для выпускника духовной семинарии было хорошо освоенным навыком. Своего жилья у приезжего студента, конечно, не было, и приходилось его снимать, во всяком случае, в последний год обучения Геннадий Сибирцев проживал в некоем аналоге современного хостела: «Меблированных комнатах Комаровой», расположенных на углу улиц Дворянской и Подгорной.
По некоторым деталям университетского периода жизни мы можем судить и об общественных взглядах Г.Е. Сибирцева. Известно о его участии в студенческой забастовке 1899 года, которая проводилась в поддержку петербургского студенчества (13. Л. 25, 26, 29–33). Поводом послужил случай зверского избиения полицией студента Петербургского университета, после чего петербуржцы потребовали извинений и гарантий физической и нравственной неприкосновенности личности. Поскольку требования не были удовлетворены, студенты объявили забастовку, к которой примкнуло студенчество практически по всей России, в том числе и в Томске. (4, Стр. 41) В Томском университете собралась сходка молодёжи, была составлена петиция в поддержку требований столичного студенчества и объявлено, что до разрешения конфликта томские студенты не выйдут на занятия. На резолюции поставил свою подпись и молодой Геннадий Сибирцев. На сходке присутствовали многие известные в будущем врачи и профессора-медики – Бурденко Н.Н., Березнеговский Н.И, Адамов С.А., Гречищев К.М. и др., всего 418 человек (7. Стр. 234).
Требования были, как принято было говорить, общедемократическими, но всероссийский характер забастовки встревожил ректорат университета, и он перешёл к репрессивным действиям – 36 участников забастовки выслали из Томска под надзор полиции, а десятерых исключили из университета без права поступления в другие российские вузы. Отчисленных студентов провожали многочисленные группы горожан, управляющий Западно-Сибирским учебным округом говорит о «тысячной толпе и подношении цветов» (4, С. 41–45). Эта явная солидарность с молодыми смутьянами заставила ректорат снизить накал охранительства. Спустя некоторое время, не привлекая особого внимания, всем незлостным нарушителям порядка разрешили подать прошение о восстановлении в число студентов. Такое прошение было подано и Геннадием Сибирцевым, и его обучение в стенах Томского университета продолжилось (13. Л. 29).
В 1902 году Геннадий Евгеньевич Сибирцев по прохождении полного курса обучения получил диплом с присвоением ему степени лекаря.
Начало пути
Первым местом его работы стала больница пересыльной тюрьмы, где Геннадий Евгеньевич Сибирцев проработал ординатором с ноября 1902 года по май 1903 года. А затем в его жизни случился поворот, предопределивший весь последующий ход его жизни, и связано это было с основанием в Томске в 1901 году городской больницы для заразных больных.
Первым врачом больницы для заразных больных, избранным городской управой, был
М.И. Искакин, проработавший не более года. Его сменил на этой должности Н.В. Соколов, но также ненадолго. В 1903 году он подал прошение в Томскую городскую управу о переводе его на работу в Некрасовскую больницу, мотивируя это тем, что «я, как человек семейный, постоянно рискую заразить своих детей» (15. Л. 58). На освободившуюся вакансию и был принят Геннадий Евгеньевич Сибирцев. Кроме заведования собственно больницей заведующему «заразной больницей» (официально она всё-таки называлась больницей для заразных больных) вменялось в обязанности работать в качестве врача IV медицинского участка г. Томска, то есть вести амбулаторный приём больных с довольно большой части территории города (15. Л. 66).
Основание «Заразной больницы»
Вакансия заведующего больницей подбиралась по конкурсу. На третий раз, в 1903 году, участие в конкурсе приняли 6 кандидатов. Выбор кандидатуры Сибирцева на тот момент не выглядит очевидным – Геннадий Евгеньевич был на тот момент начинающим врачом, с небольшим опытом работы. Но, может быть, городская управа, учтя опыт предыдущих заведующих, искала человека не обременённого семьёй, каким на тот момент был Г. Сибирцев, а молодость и присущие ей физические и душевные силы были нелишними для такой огромной нагрузки, которая ложилась на плечи заведующего инфекционной больницей, вкупе с работой участковым врачом (15. Л. 69).
Необходимость в специальном медицинском учреждении в Томске к началу ХХ века не только назрела, но даже перезрела. В городе и в губернии ситуация с тяжёлыми заразными заболеваниями была напряжённой, а число мест в больницах, число врачебного и фельдшерского персонала да и общее состояние санитарного дела и медицины было крайне неудовлетворительным. Инфекционная заболеваемость постоянно росла. Так, за период с 1886 по 1907 год заболеваемость поднялась со 163,7 случаев на 10 000 человек до 186 случаев. В 1913 году показатель по оспе равнялся 10,1 случаев на 10 000 жителей, корью – 24,1, скарлатиной – 18,0, коклюшем – 29, дифтерией – 10,8, брюшным тифом – 25,3, сыпным тифом – 2,1, дизентерией – 23,9 случаев (3, стр. 9). Гречищев К.М., санитарный врач Томска в начале ХХ века, отмечал, что «…среди причин высокой смертности в Томске второе место (после высокой детской смертности) занимают именно инфекционные болезни, распространяющиеся эпидемически (оспа, корь, скарлатина, коклюш, грипп, дифтерия, тифы, дизентерия) – на них падает 13 % общего уровня смертности. Если к ним прибавить заразные болезни, не имеющие эпидемического характера (рожа, туберкулёз, сифилис и др.), дающие ещё 13,9 %, то получаем четверть населения погибающих от разнообразных инфекций». (5. Стр. 12)
Эпидемии были, увы, обыденностью, к которой привыкли и сами жители Томской губернии, и власти. Томская губернская газета «Сибирский вестник» констатировала, что «эпидемии, предоставленные сами себе, существуют до тех пор, пока не переболеет всё население» (2, стр. 12). На территории Томской губернии то в одной волости, то в другой обнаруживались вспышки оспы, дизентерии; ежегодно регистрировалась массовая заболеваемость брюшным тифом. В Томской губернии была самая высокая среди губерний Сибири заболеваемость трахомой, а общее количество неизлечимо слепых доходило до 23,4 % от всего числа глазных болезней (2, стр. 13). При всём этом в Томске в конце ХIХ века работал всего один санитарный врач, в обязанности которого было лишь «следить за течением заразных болезней, осуществлять надзор за приготовлением и продажей безалкогольных напитков, съестных припасов» (2, стр. 10).
Любая вспышка инфекционного заболевания, тем более настоящая эпидемия, становилась серьёзным вызовом для городских и губернских властей, а главное, для медицинской общественности. Наличными возможностями купировать вспышки эпидемий было невозможно, койко-мест по всем существующим больницам было совершенно недостаточно. Во время холерных эпидемий 1871–1872 гг. пришлось срочно строить временные бараки для холерных больных, которые были расформированы после эпидемии (1, стр. 26). Нужно учесть, что госпитализация заразных больных требует специальных условий: носители разных инфекций должны быть разделены, требуются специальные очистные сооружения для обеззараживания водных стоков больницы и много других. Имеющиеся больничные здания совершенно не удовлетворяли этим требованиям.
Дело постройки специальной инфекционной больницы сдвинулось с мёртвой точки, когда Томское местное управление российского общества Красного креста обратилось с просьбой о выделении денежного пособия к Томскому городскому голове. Пособие испрашивалось на постройку детской заразной больницы на 12 коек, с квартирой для врача и амбулаторным помещением, для чего общество начало сбор частных пожертвований, но средств частных лиц оказалось недостаточно (16. Л. 1–2).
Обращение Томского местного общества Красного креста рассматривалось Томской городской думой. В докладе санитарного врача была отмечена тяжёлая ситуация в вопросе госпитализации детей, заболевших инфекционными болезнями. Положить в имеющиеся больницы из-за недостатка мест, указывалось в докладе, невозможно, а оставаясь дома, больные дети, особенно из бедных семей, где нет за ними должного ухода, становились источником заразы, способствуя тому, что в Томске эпидемия следовала за эпидемией. По подсчётам санитарного врача, всего на городское население Томска (на 1898 г.) во всех больницах приходилось около 140 кроватей для больных всеми заболеваниями. Такое количество больничных коек было совершенно недостаточно для города с населением в 52 тысячи человек, о чём говорил факт постоянной переполненности больницы общественного призрения, в которой ежедневно принималось до 60 больных сверх сметного их числа в 166 больничных коек. Только за 1,5 месяца осени в больничную амбулаторию обратилось более 200 больных с инфекционными заболеваниями. Их невозможно было госпитализировать, а, следовательно, эти люди становились источником дальнейшего инфицирования горожан. Потребность города в больничной помощи приблизительно определялась в докладе санврача в 260 кроватей из расчёта 5 кроватей на 1 000 жителей, из которых на долю инфекционных койко-мест должно было бы приходиться 73 места. Комиссия гордумы, выслушав санитарного врача, признала недостаточность больничной помощи в Томске и, особенно, по отношению к инфекционным болезням. Было принято решение:
- пойти навстречу Томскому обществу Красного креста в вопросе субсидирования детской заразной больницы;
-устроить в одном из городских зданий больницу для бедных больных инфекционными болезнями, в специально нанятой для этого квартире, с передачей туда больничных принадлежностей, оставшихся после холерной эпидемии;
- признав необходимость постоянной городской больницы для заразных больных, поручить городскому архитектору совместно с санитарным городским врачом составить проект и смету на постройку деревянной больницы барачного типа, чтобы каждый барак был рассчитан на 20-30 кроватей (16. Л.6–8).
В 1903 году, когда Геннадий Сибирцев пришёл заведовать больницей для заразных больных, она размещалась в неприспособленных помещениях, расположенных на ул. Дальнеключевской (1, стр. 28). Больница была на 20 коек, соблюдать принцип разделения больных по видам заболеваний в ней было крайне затруднительно. «Число сверхштатных больничных дней по заразной больнице выражалось в 1905 г. цифрой 2754… Во время эпидемий в Томске переполнение больниц доходит до чрезмерных размеров. Так, в конце 1904 г. и в начале 1905 г., во время эпидемии брюшного тифа и скарлатины, …в заразной больнице при 20 шт. койках число больных доходило до 42 человек. Приходится на одну кровать укладывать по 2 и больше больных и койками занимать все проходы и коридоры» (6, Стр. 11).
В 1905 году городское самоуправление приняло-таки решение построить дополнительный деревянный барак на 25 коек для скарлатинозных больных вместе с необходимыми хозяйственными помещениями. Эти два помещения – 20-коечное и 25-коечное – получили наименования Старо-заразной и Ново-заразной больницы. Но расположение этих двух больниц в разных районах города создавало массу неудобств, прежде всего для медперсонала. Новая заразная больница была построена на окраине города, за Плетнёвской заимкой вблизи пересечения улиц Алексее-Александровской и Киевской. Для постройки был избран типовой деревянный барак по образцу бараков Санкт-Петербургской заразной больницы имени Боткина, несколько изменённый в соответствии с местными условиями. Усадьба Ново-заразной больницы должна была включать четыре барака для больных, пятый барак для администрации и хозяйственных служб, а также погреб, цейхгауз, покойницкая и, в перспективе, другие постройки (17. Л. 1–2).
В 1908 году гласные Томской городской думы приняли решение построить новые бараки для Ново-заразной больницы, а старую заразную больницу закрыть. Целесообразность переноса Старо-заразной больницы на то место, где находится новый заразный барак, было вызвано как неприспособленностью старой заразной больницы, так и неэкономичностью работы больницы «на два дома», потому что приходилось дублировать некоторые штатные должности (18. Л.2). Проект постройки новых бараков был поручен городскому архитектору Т.Л. Фишелю. Проект предполагал в каждом бараке 6 изолированных палат и 4 отдельных хода, и дополнительные помещения для ванны, кабинета врача, помещения для сиделок (18. Л. 3). Отопление в бараках было печное, печи разных типов – изразцовые печи, печи-голландки, котлы в ваннах – были сложены печником, нарымским мещанином Д.С. Смирновым (18. Л. 33). Так что в сметах расходов заразной больницы в последующие несколько десятилетий будут заложены расходы на дрова и уголь.
Главный врач Томской больницы для заразных больных
Геннадий Евгеньевич получил в свои руки не только управление лечебным процессом, но и большое хозяйство, требующее постоянного внимания и хлопот. Фактически он с самого начала курировал строительство больничного городка за Плетнёвской заимкой и обустраивал новопостроенные бараки. В больнице всё время требовалось что-то усовершенствовать, доделать или приобрести. В 1914 году шло строительство специального бетонного колодца для обеззараживания больничных стоков, что для инфекционного медучреждения было сверхактуальным (19. Л. 5, 5 об.). Или потребовалось установить телефон. Обеспеченность инвентарём тоже часто хромала «на обе ноги». Множество обращений от Г.Е. Сибирцева в Томскую городскую управу говорят нам о нехватке в больнице то одежды и белья для больных и персонала, то об отсутствии часов в больничных бараках, без которых затруднительно следить за временем дачи лекарства, то о нехватке двух рабочих столов для персонала. Потребовалось изготовить специальные ограничители для больничных кроватей, чтобы предотвратить падение с кроватей тяжёлых больных или детей (20. Л. 4, 4 об.). Для заразной больницы потребовалось приобрести даже богослужебные принадлежности – крест, евангелие, книгу-требник, предметы облачения священника (20. Л. 14, 14 об,). Вызвана такая необходимость была тем, что на отпевание умерших больных приглашался священник, который приносил с собой все эти принадлежности, мог их заразить и вынести за пределы больницы инфекцию. Поэтому в больнице оборудовали часовню-покойницкую, для которой и приобретались богослужебные предметы. В больнице потребовалось оборудовать дифтерийное отделение с операционной для производства трахеотомии. (20. Л. 21). На территории больничного двора были высажены тополя, и потребовались колья для поддержки саженцев и песок, галька, дёрн и чернозём для отсыпки (20. Л. 19). В какой-то момент потребовалось приобрести 50 пар туфель для больных, поскольку больным не в чем было ходить. Заведующий заразной больницей, кроме прямых лечебных обязанностей и руководства персоналом, должен был лично закупать материю для пошива одежды и белья (20. Л. 1), вести хозяйственные споры с духовным ведомством об оплате услуг священников, посещавших больных. Причт градо-томской Св. Иоанно-лествичной церкви в 1909 году, после открытия новых бараков, решил, что раз здесь стало больше больных, то должна быть установлена более высокая оплата за посещение больных, нуждающихся в исполнении треб (20. Л. 16, 16 об.). Кстати сказать, больница приглашала священника к тяжёлым больным по их просьбе, посылая за ним больничную лошадь, и платила за «требоисправление» по 50 копеек с каждого неимущего больного из своих авансовых сумм (надо полагать, что имущие оплачивали эти суммы сами). Бывший (и несостоявшийся) священник Сибирцев в ответе на отношение причта пишет, что «плата, по моему мнению, достаточная и вырабатывать особую таксу или жалованье пока нет необходимости» (20. Л. 15). Известно, что его друг и коллега В.М. Лавров, с семьёй которого дружили Сибирцевы, не стал священником именно потому, что его смущало, когда на отпевания и другие требы бедняки несли свои последние гроши (23. Л. 1).
Повседневная жизнь больницы порождала много случаев, которые могут показаться нам забавными: однажды на территории больницы была совершена кража, были украдены две казённые простыни и два полотенца, а также жакет, шали и плюшевое одеяло одной из служительниц. При уведомлении городской управы о сём прискорбном случае разгневанный заведующий потребовал установки дополнительного осветительного фонаря и выдачи для экономки и караульного револьвера и дробового ружья. Томская городская управа была не столь воинственна, поэтому решено было в заразной больнице поставить дополнительный фонарь и приобрести двух цепных дворовых собак (20. Л. 40, 40 об., 41 об., 42). Представители финансовых органов городской управы в один прекрасный момент обнаружили, что в смете заразной больницы очень большая сумма заложена на горчицу. Инспектор на месте установил, что эта горчица используется для ванн, то есть по назначению, поэтому заведующему Сибирцеву предписали использовать для этих целей более дешёвое «сырьё» (20. Л. 16).
Бараки инфекционной больницы были «специализированы» по инфекциям: были бараки коревой, дифтерийный, скарлатинозный, холерно-чумной. В случае большого наплыва больных во время эпидемии высвобождались палаты других инфекционных «койко-мест», уплотняя пациентов.
В штате больницы состояли, кроме заведующего, ещё один врач, фельдшеры, сиделки, кухарка, экономка. Сначала вторым врачом был А.М. Волковский, с 1910 года его сменила выпускница женского медицинского института в Санкт-Петербурге Е.В. Сметанина-Образцова. В 1913 году мы обнаруживаем в числе сотрудников больницы третьего врача В.Ф. Столярова.
В 1906 году в семейном положении Геннадия Евгеньевича Сибирцева произошли изменения. Он женился на Марии Косьминичне Колмаковой, «ялуторовской мещанке» (21. Л. 20). Но изменение в семейном положении не привели к смене места работы, все возможные риски супруга Г.Е. Сибирцева разделяла с ним во все годы их совместной жизни. В 1913 году семья Сибирцевых смогла переехать в квартиру, расположенную в административном корпусе больницы, так что получалось, что врач проживал прямо на территории больничного городка (20. Л. 48). Это давало возможность зайти к пациентам в любое, а не только в рабочее время. Есть немало воспоминаний, что Геннадий Евгеньевич постоянно так и делал, так что граница между работой и частной жизнью была при таком проживании, прямо скажем, довольно зыбкой.
Одной из первых наград в жизни молодого врача был орден Станислава 3-й степени, вручённый ему в 1913 году «за труды по борьбе с холерой», эпидемия которой «навестила» Томск тремя годами ранее (14. Л.1).
Строительство заразной больницы, кстати сказать, не закончилось в 1908–1909 годах. В 1913 году были построены ещё два барака, увеличив тем самым общую «ёмкость» больницы до 93 коек (22. Л. 2 об.).
Этот странный на вид халат, входящий в состав коллекции Г.Е. Сибирцева, сшитый из довольно плотного драпа, являлся особой спецодеждой, изготовленной специально для сотрудников заразной больницы. Чтобы не «смешивать» инфекции и не выносить их в город, сотрудник всю свою домашнюю одежду оставлял в специальном месте, а по территории больницы ходил в халате, да и ещё менял их, переходя из одного инфекционного барака в другой. Но бараки были разбросаны по двору, поэтому для переходов из одного в другой, особенно в холодное время, персонал использовал внутрибольничные халатоподобные пальто (или наоборот, пальтоподобные халаты?).
Не только врач, но и общественный деятель
Кроме руководства таким хлопотным и ответственным учреждением, как «заразная больница», кроме лечения пациентов этой больницы, Геннадий Евгеньевич не оставался чужд участию в общественной жизни города, что было свойственно ему и в последующие годы. Сибирцев был одним из постоянных участников созданного в 1902 году «Общества практических врачей». Эта организация медиков на совершенно добровольных началах старалась содействовать улучшению врачебной помощи населению, оказывать медицинским кадрам, разбросанным по отдалённым «медвежьим углам», какую-никакую методическую помощь, заниматься распространением медицинских знаний, санитарного просвещения и улучшать условия труда медиков. Члены общества на своих заседаниях заслушивали доклады, обмениваясь опытом, а со временем смогли организовать издание своих трудов и медицинской газеты. Кроме этого, Общество поставило своей целью организовать врачебный съезд (правда, «сбыча мечты» затянулась на долгие 11 лет и реализовалась уже в иных социально-политических условиях, после Февральской революции), а также сумело открыть собственную лабораторию (8, Стр. 144). Важным для города начинанием Общества практических врачей была организация ночных дежурств для больных. Они проводились членами общества по графику, помещения были предоставлены городской лечебницей. До организации таких дежурств при возникновении опасной для здоровья ситуации больные или их родственники должны были ехать прямо домой к врачу, поднимая его с постели и подвергая риску его родных. Ночные дежурства в какой-то степени разрешили эту острую проблему. Ещё нужно отметить, что правила общества предписывали брать плату только с тех пациентов, которые имели такую возможность. С неимущих плата не взималась, более того, имеются сведения, что некоторые врачи, к числу которых относился и Г.Е. Сибирцев, могли больным ещё и собственные деньги на лекарства выдавать (8, Стр. 146).
Г.Е. Сибирцев исполнял обязанности секретаря этой организации в течение двух лет, в 1909–1910 гг. (9). Выступал он и с докладами, в качестве секретаря делая обзоры деятельности Общества по важным для здравоохранения вопросам (11. Стр. 65–68).
На Первом съезде врачей Томской губернии, который смог собраться в сентябре 1917 года, Сибирцев поднял проблему необходимости обязательного оспопрививания. Он привёл в докладе цифры, что минимальная заболеваемость и смертность от оспы наблюдалась в тех странах, где прививка от оспы была обязательна, причём с проведением повторной ревакцинации. В России дело обстояло, с точки зрения Сибирцева, совершенно неудовлетворительно. По заболеваемости и смертности от оспы Россия стояла на печальном первом месте в Европе: «по всей России разлито целое море оспенной заразы» (12. С. 166). Решение проблемы Сибирцев видел в учреждении закона об обязательной вакцинации и ревакцинации, предлагая ещё и ряд мер, чтобы этот закон не остался чисто декларативным «бумажным змеем».
Кроме того, Геннадий Евгеньевич оказался облечён доверием части горожан и был избран Гласным Томской городской думы, в которой его профессиональные знания потребовались для работы в специальных думских комиссиях – по благоустройству города, городском врачебно-санитарном совете. Он приносил посильную пользу развитию медицины на этом думском посту с 1910 по 1912 год (14. Л.1).
В период военно-революционных перемен (Первая мировая война, революция и гражданская войны) «заразная» больница не прекращала ни на один день свою работу. Здесь функционировали все отделения, но, конечно, заболеваемость разными инфекционными болезнями не оставалась неизменной. Войны, мобилизации, прибытие больших масс эвакуированных и раненых, скученность населения в городах провоцировали всплески «окопных» инфекций, прежде всего тифа, но не только. В 1915 году в Томске наблюдался рост заболевания дизентерией. Ситуация усугублялась нехваткой элементарных лекарств, многие из которых в России вообще не производили самостоятельно (в том числе йод). Многие врачи были призваны на фронт, так что в тыловых городах вскоре обнаружилась острейшая неукомплектованность больниц медперсоналом. Дело дошло даже до того, что в 1915 году гласные Томской городской думы постановили освободить от призыва всех городских врачей (10. Стр. 27). Г.Е. Сибирцев как раз в эти годы оказался привлечённым к делу подготовки медицинских кадров, которые готовились в скорейшем порядке на замену мобилизованным, покинувшим Томск по разным причинам или погибшим в ходе начавшихся эпидемий. Первой его врачебно-педагогической должностью стало преподавание гигиены и скорой помощи при 3-м городском училище для курсантов-учителей народных школ (14. Л.1). В дальнейшем Сибирцев до конца своих дней будет передавать свой накопленный опыт борьбы с заразными болезнями, преподавание станет для него ещё одной постоянной жизненной стезёй.
Начавшаяся гражданская война, понятное дело, никак не могла способствовать разрешению всех проблем. Напротив, масштабы эпидемических бедствий росли в геометрической прогрессии. Ко времени отступления из Томска остатков колчаковских войск ситуация была вполне катастрофической.
К концу 1919 года обстановка на восточном фронте гражданской войны радикально изменилась. В начале 1920 года в Томске была восстановлена советская власть, и на плечи новых руководителей Томска и Томской губернии легла тяжёлая ноша по нормализации обстановки. Опираться в этой деятельности можно было только на тот корпус медицинских работников, который здесь уже находился, то есть на городскую интеллигенцию, настроения которой ещё предстояло выяснить. Для томской медицинской общественности, которая по большей части ещё в 1917 году к Советам отнеслась весьма настороженно, также наступала новая эпоха. Геннадий Евгеньевич Сибирцев относился к тому большинству томских врачей, которые не оставили своих больных и свой город и не ушли с остатками белых армий. Как-то будут договариваться эти разные люди?
Литература и источники
Источники: