«Милый, сделай мне чесало...»

«Лен надо было дергать, вязать в снопы, замачивать в каком-нибудь водоеме, причем, экология водоема от этого дела портилась капитально, - рассказывает сотрудница музея Татьяна Назаренко. - Потом по осенней грязи, или по первому снежку, это все вытаскивалось, высушивалось в бане, на льномялках изминалось.

Дальше в ход шло трепало — деревянная колотушка для трепания. Похлопывающими движениями из пучка выбивалась костра, то есть одревесневшие части стеблей.

Затем лен надо было чесать. Все эти процессы сопровождались невероятным количеством пыли».

Вычесывали лен при помощи чесала — страшной штуковины с торчащими вверх зубьями. То, что застревало в гребне на этом этапе, не выбрасывалось — из грубых волокон делали грубую нить для мешков, рогожи, тряпок для ног. Для более тонкого волокна использовали более частые гребешки — их тоже делали вручную из десятков проволочек, загнутых под определенным углом.

Для тончайшего полотна использовали чёски, похожие на помазок — волокна получались по фактуре похожими на детские волосы. Из такой кудели можно было делать фантастические вещи.

«У нас в музее в разные годы собиралась коллекция, связанная с предметами переселенцев из европейских и южных областей России, - говорит Татьяна Назаренко. - Переезжая в Сибирь по столыпинской реформе, обустраиваясь на новом месте, люди должны были экономить средства. Им и в голову не приходило тратить деньги на покупную ткань, когда в семье были свои мастерицы.

Коренные сибирячки, которые любили одеваться щегольски, над переселенками поначалу посмеивались. А потом оценили, что браные холсты, полотенца — это очень нарядно. И охотно покупали их».

В конце 1980-х Екатерина Правдина из села Чердаты Зырянского района передала в музей нарядный платок, вытканный ее матерью. Мать была из семьи минских переселенцев, переехавших в Сибирь в начале 20-го века. У белорусов льноводство всегда было на высоте, и женщина была первоклассной прядильщицей и ткачихой. Первое время на новом месте семья держалась только за счет того, что мастерицу вместе с ткацким станком возили из деревни в деревню, где она ткала на заказ — славилась на всю округу.

«Та красота, что лежит у нас на витрине — это, как ни странно, не праздничный, а будничный платок, - объясняет Татьяна Назаренко. - Он не вышит, все ткачество наборное. Его складывали по диагонали и надевали поверх другого платка — хустки.

Ни одна приличная женщина не могла появиться на улице в одном платке, обязательно нужно было иметь верхний и нижний, а в особо торжественных случаях, еще и третий платок надевался!»

А эта изящная клетчатая шаль — работа мастеров из Виленской губернии (ныне территория Литвы и Белоруссии). Ее музею передала Нелли Михайловна Алехина. Дед Нелли — Марк Петрович Лукьяненок — был ходоком. Перед переездом в Сибирь он сначала приехал в Томск сам, высмотрел подходящий участок в поселке Сургундат (нынешний город Асино), и только после этого перевез сюда домочадцев.

У хозяйки шали, Агриппины Селиверстовны, на тот момент было уже пять детей. После того, как Лукьяненки обосновались в Асине, построив дом на улице Гончарова (самая старая улица города), их семейство продолжало пополняться — последнюю девочку (маму Нелли Алехиной) Агриппина Селиверстовна родила в 1917-м, когда ей уже было 47.

Чтобы брак был крепким, а жизнь счастливой, мастерицы, работая над обрядовыми вещами, использовали даже... элементы магии. «Что это, капрон, что ли?» - изумились музейные работники, изучая рубаху, которую им принесла в дар дочь Агафьи Лихановой, переселенки из Виленской губернии. Было совершенно очевидно, что рубаха создана в 19 веке. И также очевидно, что капрона в это время не существовало.

«Рубаха бытовала в деревне то ли Нижние, то ли Верхние Соколы Асиновского района, - рассказывает Татьяна Назаренко. - При всем богатстве декора, эта рубаха удивила нас одной тесемкой, над материалом которой мы долго ломали голову.

Пока совершенно случайно у русоволосой исследовательницы Елены Андреевой прядка волос не попала под лупу. Тогда она поняла, что материал один и тот же. Волосы — которые использовались не просто для красоты, хотя это смотрится интересно, а для каких-то магических целей.

С одной стороны, традиционная культура разрушалась, а с другой стороны, для обрядовой одежды — праздничной, свадебной, продолжали использоваться архаичные элементы».

Впрочем, лучшей «скрепой» для семейных отношений была и остается любовь. Трогательную историю семейных отношений вместе с красивой, но вполне типичной вещицей передала в музей профессор ТГУ Людмила Александровна Чиндина.

«Вот это полотенце, которое висит в витрине — это работа ее бабушки, Анны Дмитриевны Чиндиной, - рассказывает Татьяна Назаренко. - Точное время его создания неизвестно, где-то перед Первой мировой войной. Чиндины и предки Анны Дмитриевны — я нарочно подчеркиваю, что это были две разные семьи, переселялись в Сибирь из Саратовской губернии.

И у маленькой Ани, которой было лет около семи, пропала вся семья — то ли погибли при переселении, то ли она потерялась. Но так или иначе, девочку подобрала из жалости другая семья, и растила ее, как дочку. Тем более, что в семье было много сыновей, а для нормального крестьянского хозяйства требовалось некое равновесие полов.

Девочка росла рукодельная. Вот даже посмотреть на полотенчико — с большим чувством вкуса и меры подобран этот узор. В общем, несмотря на молодость, у себя в Анастасьевке Шегарского района Аня пользовалась репутацией завидной невесты. Приходят сваты. Невеста перепугалась — и под кровать. И больше всех уговаривал родителей не отдавать Аню замуж младший сын. Те быстро сообразили, что он не зря за приемную сестру вступается и спросили в лоб: «Себе, что ли, присмотрел?» Парень отпираться не стал. И свадьбу-таки сыграли — но не с тем, который сватался, а со своим собственным сыном. Так Анна Дмитриевна в семье Чиндиных и осталась».

После того, как покупка ткани в сельпо стала делом обыденным, ткачество холстов уходит в прошлое, а деревенские умелицы свое мастерство начинают применять для изготовления дорожек и половичков. Их и сейчас можно увидеть в домах: эстетичные, удобные, приятные для ног. По словам Татьяны Назаренко, произошло это довольно поздно — многие вспоминают, что до 1950-х годов их мамы и бабушки продолжали ткать холстину. Время было послевоенное, бедное, и умение одеть семью было как нельзя кстати.

Тем более, что после того, как готова была кудель, работа для женщины заканчивалась. Начинался отдых. Пряли между готовкой, стиркой, уборкой, выгулом скотины - то есть в любое свободное время. В среднем, мастерица успевала за день напрясть 8-10 веретен — то есть около 6 км нити!

Подробнее с особенностями национального ткачества можно познакомиться в Томском краеведческом музее, на выставках «Сибиряки вольные и невольные» и «Жили-были», где экспонируются кросна - во вполне рабочем состоянии. По воскресеньям в музее проходит «Школа ткачества», и те, кто заглянет на выставку в первой половине дня, могут понаблюдать за премудростями работы на старых терпеливых кроснах.