Версия для слабовидящих АА
Время работы: 10:00 – 18:00
Вторник – среда
Понедельник, четверг, пятница, суббота, воскресенье — выходной
sine ira et studio
Крепко тесное объятье.
Время – кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
С нас черты его и складки,
Приглядевшись, можно снять.А.С. Кушнер
А вот теперь о них, о врагах, каким бы ни был диссонансом переход от почти новогодней ёлочной темы к теме подавления тех, кто был объявлен этими самыми врагами.
Когда в конце 1980-х, с перестройкой, тема политических репрессий в СССР поднималась «в топ» исследовательских интересов, породив при этом невероятных масштабов мифотворчество, которое в свою очередь использовалось как пропагандистская дубинка, тема истории комсомольской организации, наоборот, обрушилась с вершин вниз. Мода и социальный заказ на неё практически исчезли. Так что эти два тренда почти не пересеклись. Не очень много оказалось исследователей, которые бы занимались изучением политики репрессий в комсомольской организации.
Но это ещё полбеды; главная проблема состоит в том что «продукт» этого мифотворчества покрывает всю эту тему «толстым-толстым», как рекламный шоколад, слоем, под которым теряется всякое понимание смысла событий. В этом слое есть мифы ещё хрущевской эпохи, о когорте «истинных большевиков-ленинцев», борцов за светлое коммунистическое будущее, людей без страха и упрёка, которых из личной жестокости и подозрительности, «извёл» кровожадный тиран Сталин, а все пострадавшие в репрессиях исключительно невинны и гуманны. В рамках этой мифологемы заговоров в среде партийной и военной верхушки, конечно же, не было. И быть не могло. Так же как не могли «верные ленинцы» оказаться расхитителями, коррупционерами, плохими руководителями и командирами.
Перестроечный вариант, начав развиваться с позиций мифа хрущёвского, затем пришёл к концепции «народа – невинной жертвы», над которым измывались инфернальные существа-большевики; какие-либо антисоветские организации, любые преступления против советской власти, любого «оттенка» бандитизм подаются либо как провокации НКВД для массовых расправ, либо как «борьба народа за свободу». Но главное, в этой концепции недопустима мысль, что советская власть и коммунистическая идеология была сколько-нибудь приемлема для широких масс населения, которое могло поддерживать её за какие-либо достижения в «хозяйственном и культурном строительстве».
В наши дни в массовой публицистике, кроме перестроечного мифа, существует ещё один миф, который основывается на том, что кровожадные большевики-ленинцы, желавшие спалить Россию в пожаре мировой революции, были остановлены «имперцем» Сталиным, так что в горниле репрессий была уничтожена исключительно «пятая колонна», которая только и делала, что вредила и плела заговоры; в этой мифо-версии, конечно, все репрессированные виновны, а идейные разногласия не важны, а идёт только драка за власть.
Этот «толстый-толстый слой» далеко ещё не демонтирован полностью, хотя ряд важных исследований, посвящённых причинам трагедии 1937-1938 годов, были опубликованы в последнее десятилетие (например: 1, 2), и в свете этих работ история политических репрессий в СССР перестаёт выглядеть как чёрно-белая карикатура.
Обойти данную тему, конечно, невозможно, иначе трудно понять чувства и настроения рядового комсомольца, который вдруг обнаруживает, что его признанные вожди, общесоюзного, краевого и местного уровня почти сплошь оказываются врагами и предателями. Для военизированного и заточенного на борьбу сознания комсомольца тех лет, предательство вождей, предательство в верхах, это что-то настолько страшное, что разум и здравый смысл отключался, и оставалось только истово верить всему, что сообщают в газетах, печатающих отчёты о процессах над «бандами фашистских подонков и убийц», членами которой, как правило, были недавние высокопоставленные руководители партии, комсомола, профсоюза и т.п.
Если говорить о всесоюзном уровне, то все основатели и руководители комсомола первых двадцати послереволюционных лет – Лазарь Шацкин, Оскар Рывкин, Ефим Цетлин, Александр Слепков, Пётр Смородин, Николай Чаплин, Рафаэль Хитаров Александр Мильчаков, В. Бубекин, Александр Косарев, и многие, многие другие – оказались репрессированы, и выжить удалось только Мильчакову (3).
На региональном уровне картина будет довольно схожей. Владимир Шунько, бывший в 1930-м году первым секретарём горкома комсомола Томска, а позднее занявший высокий пост заведующего отделом крестьянской молодёжи ЦК ВЛКСМ, в 1937 году был обвинён в антисоветской деятельности и отправлен в лагерь; Виктор Копылов, секретарь Томского горкома комсомола в 1934-1935 гг., арестован в 1937 году, приговорён к 10 годам, пропал в лагере; Леонид Машкин, секретарь горкома комсомола в 1935-1936 гг., арестован, приговорён к высшей мере (6, С.7), Роберт Спрингис, секретарь горкома комсомола в 1937 г., арестован, приговорён к расстрелу, так же как и заведующий до 1937 года отделом учащейся молодёжи крайкома ВЛКСМ Александр Янценецкий. Это, конечно, далеко не полный перечень тех, кто был арестован и отправлен в лагеря или расстрелян. Ещё большее число людей были сняты с должностей или исключены из комсомола в результате чисток.
Владимир Шунько, комсомолец, прошёл путь комсомольского руководителя, начав с секретаря комсомольской ячейки химического факультета Сибирского технологического института. Затем занял пост секретаря Новосибирского горкома, потом был секретарём Омского обкома комсомола, после чего стал заведующим отделом крестьянской молодёжи ЦК ВЛКСМ. Арестован в 1937 г., по приговору находился в лагере в Красноярском крае. Освобождён в 1943 году, участник Великой Отечественной войны. (6, С. 7).
Спрингис Роберт Яковлевич, секретарь Томского горкома комсомола. В 1937 году арестован, осужден судом военной коллегии Верховного суда СССР за «активную контрреволюционную троцкистскую деятельность», приговорён к расстрелу.
Янценецкий Александр Иосифович. В Томске работал заведующим отделом учащейся молодёжи крайкома ВЛКСМ. Арестован в 1937 году, как «участник глубоко законспирированного контрреволюционного правотроцкистского центра». Приговорён к расстрелу.
В июле 1937 года краевая газета «Советская Сибирь» вышла со статьёй «Выкорчевать вражескую агентуру в комсомоле», в которой рассматривалось положение в краевой комсомольской организации. В статье писали о том, что «шпионско-вредительские банды» пробрались не только в партийные и хозяйственные органы, но и в комсомольскую организацию, и призывала к бдительности:
«Возросшая бдительность комсомольцев помогла разоблачить фашистских шпионов и в некоторых комсомольских организациях нашего края (Томск, Сталинск, Чарыш, Немецкий район и др.). Лютые враги народа и советской молодёжи глубоко маскировались, используя беспечность и благодушие работников крайкома ВЛКСМ и ряда руководителей комсомольских организаций….» ( 7, С.1).
Далее следовало перечисление преступлений:
«Подлый троцкистский мерзавец Хмыров, пробравшийся на работу заведующим политучёбы Сталинского горкома ВЛКСМ, развалил в городской организации политучёбу. Средства, отпущенные на политическое образование молодёжи, он расходовал на организацию пьяных вечеринок работников горкома…
Гнусную провокационную работу вел фашистский шпион Троцман, пробравшийся в аппарат немецкого райкома комсомола….
Крайком комсомола послал члена бюро Янцинецкого в Томск для помощи в руководстве выборами. Янцинецкий не только не помог комсомольцам Томска изгнать заклятого врага народа Спрингиса, пробравшегося на пост секретаря горкома ВЛКСМ и развалившего всю работу организации, – Янцинецкий, наоборот, всячески прикрывал этого фашистского бандита и мешал его разоблачению» (7, С.1).
Далее шли инвективы в адрес краевого руководства, секретаря крайкома ВЛКСМ Пантюхова:
«Руководящие работники крайкома ВЛКСМ, прежде всего его секретарь Пантюхов, оказались неспособными организовать разоблачение и выкорчёвывание вражеской агентуры, в ряде случаев потакали этим мерзавцам в их подрывной работе…
Позором для крайкома комсомола является тот факт, что за эти шесть месяцев в повестке дня бюро крайкома ни разу не стояли вопросы, вытекающие из фактов разоблачения шпионско-вредительской троцкистско-бухаринской контрреволюционной банды. Но Пантюхов продолжал оставаться в стороне от разоблачения и выкорчёвывания троцкистско-бухаринской агентуры фашизма. Он бывал в Сталинске и Томске, видел подрывную работу врагов, но не хотел разоблачить их… Пантюхов пытался уклониться от обсуждения своих антипартийных поступков и фактов пособничества врагам народа на заседании бюро крайкома, состоявшемся вчера… Давая объяснения о фактах своих связей с врагами народа, он не хотел сказать о контакте с гнусным ставленником шпиона Файнберга – Лещинером, приезжавшим на «гастроли» в Новосибирск. Но все эти уловки и увертывания не удались и не удадутся Пантюхову. Ему не избежать суровой ответственности за грубые ошибки, за пособничество заклятым врагам народа» (7, С.1).
Всё это действо было инспирировано, судя по всему, от краевых партийных властей. Здесь было в достатке опытных режиссёров подобных спектаклей. Кроме главы краевого комитета ВКП(б), Р.И. Эйхе, в истории разгрома Западно-Сибирского крайкома ВЛКСМ фигурирует «тов. Шубриков», один из секретарей крайкома ВКП(б).
«Краевой комитет ВКП(б) и лично тов. Эйхе неоднократно отмечали крупнейшие недостатки и политические ошибки в работе крайкома комсомола, особенно в работе Пантюхова. Но Пантюхов игнорировал эти указания, сопротивлялся проведению их в жизнь» (7, С.1).
Ещё в 1935 году ничто особенно не предвещало подобного масштаба. На пленуме ЦК ВЛКСМ в 1935 году обсуждался вопрос о том, что комсомол мало уделяет внимания воспитанию молодёжи. В беседе, которая состоялась у А. Косарева с И.В.Сталиным, было замечено, что комсомол слишком увлекается участием в хозяйственном строительстве, и даже скопировал у партии её структурную организацию – у комсомола, как и у партии, были отделы по отраслям промышленности или сельского хозяйства. Сталин заметил, что у комсомола своей промышленности нет, и главной функцией комсомола должна быть воспитательная.
На пленуме и говорилось об усилении этой роли ВЛКСМ. Но уже в речах генерального секретаря А.В. Косарева и секретаря ВКПб А.А. Андреева акцент в воспитательной работе был сдвинут к поиску и борьбе с врагами народа (8).
К 1937-38 гг. созданная в стране атмосфера поиска врагов, буквально наэлектризовала всю толщу комсомольской организации, так что Х съезд ВЛКСМ уже требовал от комсомольцев постоянно очищать свои ряды от враждебных элементов, двурушников, нарушителей железной дисциплины, морально разложившихся, шкурников и карьеристов.
Казалось бы, всем таким нехорошим людям действительно нет места в коммунистическом молодёжном союзе. Однако, требование «чистки рядов» позволяло самым широким образом трактовать данные негативные характеристики, навешивая ярлыки кому угодно и какие угодно, провоцировало подозрительность, а главное, была возможность решить всё обращением в соответствующие органы. И это уже создало масштабную «волну» не просто исключений из рядов ВЛКСМ, но и доносов, арестов, приговоров к «высшей мере социальной защиты» или длительным лагерным срокам не только комсомольских вожаков, но рядовых членов ВЛКСМ. Были репрессированы руководители комсомольских организаций Азово-Черноморья, Западной области, Белоруссии, Орджоникидзевского (ныне Ставропольский) края, Западной Сибири, Красноярска, Воронежа, Москвы, всех областных организаций комсомола Украины и ЦК комсомола Украины. Все они были объявлены «изменниками, шпионами, диверсантами, террористами, ставленниками троцкистов и бухаринцев» (9).
В 1938 году шёл очередной большой процесс над «антисоветским право-троцкистским блоком». Материалы печатали все газеты, что конечно, подогревало градус напряжённости.
Разгром верхнего эшелона ВЛКСМ довершил VII пленум ЦК ВЛКСМ, который был срочно собран для рассмотрения вопроса: «О результатах разбора заявления работника ЦК ВЛКСМ тов. Мишаковой и о положении дел в ЦК ВЛКСМ».
Эта история очень показательна. Товарищ Мишакова, будучи инструктором ЦК комсомола, во время работы в Чувашии, искала, и конечно, нашла «врагов» в райкомах и обкоме комсомола и среди рядового актива. Региональная конференция не поддержала её требований о снятии первых лиц ВЛКСМ в Чувашии, и упорная инструкторша не успокоилась и обратилась в ЦК ВЛКСМ. Александр Косарев, в свою очередь, не стал знакомить с её обращением широкую общественность, а лишь ознакомил секретарей ЦК. Более того, на расширенном бюро ЦК ВЛКСМ в марте 1938 г. разоблачительская деятельность Мишаковой была осуждена, как «грубейшие ошибки». Но Мишакова не остановилась на этом, а отправила обращения главе НКВД Ежову, в секретариат ЦК ВКПб и лично товарищу Сталину:
«Дорогой товарищ Сталин, я прошу Вас проверить, почему не были приняты меры по моим сигналам, по чьей вине враги народа в Чувашии еще остались не разоблаченными, не вскрытыми»(9).
Обращение Мишаковой и стало поводом для снятия А. Косарева и открытия на него дела. Со своей стороны ЦК ВКП (б) и за ним ЦК ВЛКСМ полагали, что деятельность комсомола по разоблачению врагов недостаточна. На IV пленуме ЦК ВЛКСМ в 1937 г. в принятом постановлении было указано, что руководящие комсомольские органы, начиная с Центрального Комитета, своевременно не проявили инициативы и недопустимо запоздали с разоблачением врагов народа внутри комсомола, прошли мимо указаний партии о повышении политической бдительности (8).
Был ли сам А.Косарев вне этой подозрительности и активного поиска врагов? Увы, нужно признать, что нет. Например, двумя годами ранее, в 1936 году, выступая на бюро ЦК ВЛКСМ при обсуждении доклада о руководстве Днепропетровской комсомольской организацией, он отмечал, что врага, вооружённого пистолетом, найти легче, а вот правых – труднее, если они не проявляют себя активно, но это не говорит о том, что их мало. В своей речи Косарев сетовал на то, что комсомольские организации не имели опыта обнаружить, выискивать врага — желание есть, а вот умения недостаточно: «Люди всерьёз не верят в то, что враг имеет влияние на молодежь, на отдельные звенья». Такими же были выступления секретарей ЦК ВЛКСМ П. Вершкова, Е. Файнберга, Д. Лукьянова (8). Да и предыдущие секретари ЦК ВЛКСМ, региональных комитетов, редакторы прессы вполне исправно занимались поисками и разоблачениями.
Всё происходящее в стране вполне может быть описано термином «массовый психоз» или «охота на ведьм», что, в принципе, одно и то же. Справедливо будет заметить, что подобные состояния массового сознания наблюдались в разные эпохи и в разных странах. Американский министр обороны эпохи холодной войны Джеймс Форрестол, если бы не выбросился из окна, под действием навязчивой идеи, что «русские идут», мог бы эту мысль подтвердить, как и многочисленные жертвы кампании маккартизма в тех же США.
В мутной воде подозрительности легко можно было сводить личные счёты, продвигаться по службе, обострялись и психические отклонения. Такие персонажи, как «товарищ Мишакова» находили страшное применение своим, вероятно, параноидальным, чертам психики.
В Томске, например, имели место даже такие трагикомические случаи: из медицинского института была исключена комсомолка, за то, что она из отпуска приехала в новом пальто с меховым воротником. Почему? Решили, что у неё, как будто, не было средств на это пальто, значит, она была связана с каким-нибудь врагом, который помог ей приобрести пальто. Другая комсомолка, работница станции Томск-1, была исключена из комсомола, потому что комсомольская ячейка решила, что её отца выслали с прежнего места жительства, тогда как семья просто переехала в Томск. Об этом в своём докладе сообщил товарищ Асланов, на тот момент секретарь Кировского райкома комсомола города Томска. Он говорил и о том, что первичные организации очень мало внимания уделяют исправлению подобных ошибок. Число исключений из комсомола только по его Кировскому району было равно 116; 63 человека подали апелляцию, и из 51 рассмотренной апелляции 47 человек были восстановлены (13, С.2).
«Получилось так, что исключали форменным образом ни за что» (13, С.2).
Кампания приобрела такой чудовищный размах, что, несмотря на атмосферу угроз и подозрительности, на комсомольских съездах стали раздаваться голоса, что в комсомольских организациях происходит что-то не то, проводятся целые кампании по исключению из членов ВЛКСМ, в ходе которых комсомольских билетов лишаются честные, преданные делу комсомольцы. Было немало случаев, когда при рассмотрении апелляций, поданных исключёнными членами ВЛКСМ, значительная часть решений комитетов комсомола об исключении отменялась как необоснованные.
Ещё более тяжёлой всю эту ситуацию делало то, что исключение из комсомола, как правило, сразу влекло за собой отчисление из института или увольнение с работы, вокруг человека сразу образовывался вакуум, потому что противостоять массовому психозу могли люди только очень сильного характера.
Один из выпускников Томского индустриального института, В. Куцепаленко, вспоминает от этом времени так:
«Органами НКВД проводились массовые аресты среди населения, в том числе и в вузах. В ТИИ были подвергнуты репрессиям директор института, секретарь партбюро, председатель профсоюзного комитета, многие профессора и студенты. В течение долгого времени, приходя на занятия, мы не встречали ожидавшихся преподавателей. Репрессии резко сказались на поведении оставшихся на воле. Все стали очень осторожными в разговорах, скупились на высказывание собственных мнений, ушли в себя. Подверглась испытаниям дружба, которая в то время нередко разваливалась» (11, С.58).
Другой случай из жизни студентов ТИИ свидетельствует как раз о том, что и в таких обстоятельствах человеческая дружба могла сохраниться и помочь в трудную минуту; К.Н. Биляк, студент ТИИ в конце 1930-х, вспоминал о своём однокурснике, который в те годы оказался «сыном врага народа». Его отчислили из института, но молодой человек, который верил в невиновность своего отца, не стал уезжать и прятаться. Ему удалось поступить чертёжником в проектное бюро, а после того, как сверху последовала «отмашка» – «сын за отца не отвечает» – стало возможным вернуться в учебную аудиторию, его друг помог ему по своим конспектам догнать свой курс, сдать экзамены, и окончили институт они вместе (12).
Ответить на него в небольшой статье невозможно, как впрочем, и в большой, но буквально несколько замечаний хотелось бы сделать.
Предыдущий пост был посвящён тому, как комсомольцы участвовали в выборах по новому выборному закону в соответствии с конституцией 1936 года. А все ли комсомольцы, а главное, старые партийцы, на которых, как на образец «людей, делавших революцию» ориентировались более молодые коммунисты и комсомольцы, приняли этот поворот, при котором у пролетариата практически было ликвидировано его особое положение, а выборы уравнивали всех, даже «бывших»? Есть немало свидетельств, что многие коммунисты сочли это предательством дела революции, «термидорианским переворотом».
Ю.Н. Жуков довольно убедительно показывает, что этот вариант конституции 1936 года был фактически буквально «продавлен» Сталиным и узким кругом его соратников, через ЦК и съезд партии. Что касается выборного закона, то Сталиным планировались не только всеобщие, тайные и равные, но даже альтернативные выборы, чтобы у местных и региональных партийных и советских функционеров была реальная конкуренция (1). И вот этого-то региональные «советские и партийные бароны» стерпеть не могли, поскольку новому поколению партийцев, а может и представителям других общественных организаций, как правило, с другим уровнем образования, другим производственным опытом, они бы, скорее всего, проиграли. Тем более, что за многими из этих первых руководителей тянулся кровавый след ещё с гражданской войны и коллективизации. И они оказали этому «узкому кругу руководства» во главе со Сталиным жесточайший отпор, фактически открыв эту «охоту на ведьм» с лимитами на расстрелы и высылки, под предлогом наличия в их краях и областях огромного числа затаившихся недобитых врагов. Правда, под этот каток они, в большинстве, попали и сами, тут исторический бумеранг не промахнулся. Один из самых кровожадных региональных секретарей, секретарь Западно-Сибирского крайкома, Роберт Индрикович Эйхе, просивший самых больших «расстрельных» лимитов, был арестован в апреле 1938 года и расстрелян в 1940 году. И ведь он тоже был реабилитирован комиссией 1989 г., и тоже как «жертва сталинских репрессий».
Один из исследователей темы репрессий в комсомольской организации В.К. Криворученко, делает важное замечание, что комсомол оказался втянут во внутрипартийные разборки между И.В. Сталиным и его ближними соратниками, и разными оппозиционными группами, особенно с Л.Д. Троцким. Говорят, что Иосиф Виссарионович, отвечая на вопрос, в чём суть его разногласия с Львом Давидовичем отвечал, что разногласия у них по земельному вопросу, кто кого закопает. За этой недоброй шуткой виден накал борьбы, который действительно, зашкаливал. Комсомольские руководители не отрицали того, что Троцкий пользовался у молодёжи высоким авторитетом, практически именно Троцкий в первой половине 1920-х гг. больше занимался молодёжной проблематикой и общался с комсомольцами, а уж про его ораторский талант трибуна известно очень хорошо. В.К. Криворученко пишет, ссылаясь на публикацию в журнале «Военные архивы»:
«…нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов признавал, что в 1923–1924 гг. Троцкого поддерживал весь Московский гарнизон, Военная академия, Военная школа ВЦИК и другие военные организации. Среди поддерживавших или, по крайней мере, симпатизировавших Троцкому большое число было молодых воинов. В Москве из 72 вузовских партийных ячеек за оппозицию проголосовало – 40, за линию ЦК РКП (б) – 32. В Петрограде из 29 вузов троцкисты получили поддержку в 6 гуманитарных высших учебных заведениях. В Москве в пользу оппозиции высказалась почти треть комсомольцев, главным образом студенты. В целом по промышленным районам оппозиция получила поддержку примерно 50 % комсомольцев. В комсомоле неформальными лидерами оппозиции являлись члены ЦК и МК – Л. Авербах, А. Шохин, Б. Трейвас, Н. Пеньков, В. Далин, М. Федоров, М. Дугачев, Ф. Делюсин, А. Безыменский» (12).
В разгар борьбы с «троцкистско-зиновьевскими», «бухаринскими» и прочими оппозиционерами, которых в 1937-1938 годах не называли иначе, как «бандитами» или «фашистскими убийцами», комсомольские лидеры, конечно, неизбежно «попадали под раздачу», поскольку были связаны с этими оппозиционерами личными и профессиональными связями, симпатиями, дружбой семьями, и, нередко, идеологическим «родством».
Были и другие причины того, что именно в эти годы произошёл такой всплеск активности «карающей десницы» государства. Это и особое положение НКВД в стране, когда в некоторых чрезвычайных обстоятельствах оно работало без всякого контроля со стороны прокуратуры, и особенности, так скажем, личности его главы, Н.К. Ежова, и реальная фронда среди военного руководства Красной армии. На фоне франкистского мятежа в Испании, совершённого как раз военными, всё это заставляло советское руководство остерегаться и перестраховываться. Ещё один фактор – очевидно приближающаяся угроза войны (в Китайской народной республике, как известно, началом Второй мировой войны считают 1937 год, год нападения Японии на Китай), когда власти хотелось зачистить тыл. В атмосфере «охоты на ведьм» вместе с реальными преступниками и противниками советской власти под удар попало очень много людей, не совершивших никаких преступлений.
История этого периода, конечно, является одной из самых трагичных страниц истории нашей страны, но именно поэтому тема репрессий в СССР не терпит кликушества, пустого морализаторства и манипуляций с цифрами. Это та тема, с которой нельзя обращаться панибратски. Чтобы из этой трагедии действительно извлечь «исторические уроки», требуется подход, который был обозначен ещё Тацитом: sine ira et studio, без гнева и пристрастия…
Иногда для понимания может дать больше хорошее художественное произведение. К нему мы и обратимся, а именно к прекрасной экранизации, и её литературному первоисточнику, фильму Ю. Кары «Завтра была война» по одноимённой повести Б. Васильева.
В этом фильме создана очень точная знаково-предметная визуализация важных социологических категорий. В фильме действующими лицами являются представители разных поколений «борцов за коммунистическое будущее», назовём их так, поскольку про молодое поколение (Искра Полякова, Вика Люберецкая, их одноклассники) точно известно, что они комсомольцы, а про старшее поколение («товарищ Полякова, мать Искры, авиаконструктор Люберецкий, директор школы Ромахин) этого точно неизвестно, они могли быть в свои молодые годы и просто молодыми членами ВКП(б). В данном контексте это не существенно.
На этих кадрах – мать и дочь, комсомолки двух поколений, поколения войны гражданской и кануна войны Отечественной. «Товарищ Полякова» была в Гражданскую комиссаром дивизии, и видимо, в душе ею и осталась; она человек абсолютной преданности делу коммунизма, несгибаемой воли, и так же она воспитала свою дочь Искру. Но это поколение видело мир по-другому, более сложно, жизнь заставляла.
Искра старшеклассница, она, само собой разумеется, комсорг класса. В начале фильма для неё живы многие шаблонные представления, вроде «Есенина, упаднического поэта».
К поколению матери Искры относятся и другие герои повести – авиаконструктор Люберецкий, воевавший вместе с «товарищем Поляковой» в одной дивизии, а в 1930-х работавший над созданием «щита Родины», военной авиации Красной армии. Директор школы, человек прямой, честный и добрый, явно тоже воевавший в Красной коннице, поэтому на уроке географии рассказывает детям, как надо поить коней в Сальских степях. Люберецкий гораздо больше склонен видеть огромную сложность мира, не сводимость его к черно-белым схемам. Хотя, он искренне разделял и разделяет те идеи справедливости, общественного прогресса, ради которых он, будучи молодым человеком (не исключено, что он из дворянской среды, с гимназическим образованием) пошёл сражаться в Красную армию.
С поколением комсомольцев конца 1930-х всё в чём-то проще. Они учатся, дружат, влюбляются; мальчишки увлекаются авиацией.
Разрыв обыденности для всех происходит, когда арестовывают Люберецкого, а его дочь Вика, от которой требуют отречься от своего отца, отказывается это сделать, и, не выдерживая давления, кончает с собой. И именно «товарищ Полякова» пишет в ЦК партии письмо в защиту Люберецкого, понимая, что она может оказаться в числе «близоруких пособников врага», а кроме неё у её дочери никого нет, но она делает это, потому что уверена в невиновности авиаконструктора и потому, что не может убить в своей дочери чувство справедливости. А Искра Полякова, понимая, что она рискует и своей безопасностью, и безопасностью матери, устраивает панихиду на похоронах подруги, потому что уверена, что её подруга невиновна, и она не может и не должна отказываться от отца. Искра читает на панихиде стихи Есенина, который, как оказалось, гораздо больше, чем «упадочнический поэт», а поэт трагического мироощущения, которое входит в резонанс с трагизмом ситуации.
Безусловно, повесть Б. Васильева носит на себе отпечаток мифа про репрессии хрущевского времени, о «героических большевиках-ленинцах», которые косит какая-то чуждая неведомая сила, за которой топорщатся инфернальные усы «великого вождя».
Но Борис Васильев, как хороший писатель, пишет о реальной жизни, а не о схеме жизни. Поэтому в этой истории можно увидеть всю сложность ситуации. Люберецкий, судя по некоторым фразам, сел по доносу какого-то человека, которому верил. Хороший директор, был просто «подсижен» карьеристкой Валендрой, которая готова заклеймить кого угодно, и когда угодно, если этого требуют сверху, а особенно если можно убрать доносом человека, который тебе мешает. Таких людей без убеждений, которые исполняют любые прихоти начальства, всегда хватает, во все времена. Но в этой опасной ситуации от Вики Люберецкой не отвернулся её класс, почти все пришли на её похороны. Люберецкого, после следствия, оправдывают и отпускают. Это самый канун Великой Отечественной войны. Повесть и фильм так и называются, «Завтра была война».
За пределами тогдашнего видения и понимания писателя осталось многое. То, что именно такие несгибаемые, волевые и принципиальные люди, как товарищ Полякова, во-многом, являются «авторами» системы нетерпимости к инакомыслию и «революционной законности». Не все из них, как «товарищ Полякова» столь же нестяжательны и аскетичны, увы, об этом редко упоминают, но если говорить не о героях конкретной повести, а о целой социальной группе, то такая проблема тоже обнаружится. Как пишет об этом в своей работе Ю. Емельянов, «несомненные достоинства коммунистов, сумевших организовать защиту завоеваний Октябрьской революции, стали преувеличиваться, недостатки правящего слоя России стали затушёвывать» (2, С. 96).
Массовая культура тех лет постоянно пропагандировала этот образ «железной гвардии», который стал очень живучим; к нему, этому образу «железной когорты революции» апеллировал Н.С. Хрущев, занимаясь разоблачением так называемого культа личности. В реальности этой «когорте революции» были свойственны очень противоречивые черты: идеализм и утопизм, часто сопряжённый с низким уровнем образованности, неизжитый способ мышления времён гражданской войны, максимализм и категоричность не только в высказываниях, но и в поступках и решениях. Эта когорта совершенно не собиралась передавать власть в руки каких-то других групп, даже и коммунистов, считая их недостаточно преданными «делу революции».
Но все эти люди действовали в определённых исторических обстоятельствах, которые их сформировали. Выправлять эти страшные перекосы приходилось уже поколению, к которому принадлежала Искра Полякова и её одноклассники. Хотя, и коммунисты эпохи гражданской войны тоже не так просты. Мы не знаем, в каких акциях пришлось принимать участие старшей Поляковой, с её ЧОНовским прошлым, и каким грузом это висело на её совести. В повести Б. Васильева есть фраза, что у коммунистки Поляковой «душа в шрамах».
Судя по концовке повести, «товарищ Полякова», её дочь Искра и бывший директор школы во время войны работали на оккупированной территории в подпольной организации. Вероятно, им приходилось сталкиваться с немалым числом идейных коллаборационистов, которые ненавидели советскую власть за её многочисленные перегибы во время коллективизации или других акций подавления. Ныли ли её «шрамы в душе»? До конца войны ей не удалось дожить, она погибла. А если бы довелось увидеть освобождение оккупированных территорий, видеть, как прибывают эшелоны с новой техникой, танками, артиллерией, самолётами, что она бы чувствовала и что могла бы сказать в оправдание коммунистов своей революционной молодости?
Вот они в кадре, два поколения комсомольцев, «товарищ Полякова» и её дочь Искра. Старшая даже одета, как это было принято в 1920-е, в юнгштурмовку, одежду-маркер, чоновскую кожанку и косынку – и Искра, в школьном форменном платье. Обе сейчас придавлены несовершенством мира, который создавали и которому преданы. Закадровый текст, от имени бывшего директора школы, рассказывает нам о том, как сложилась судьба того девятого класса, в котором учились младшие герои повести. Из этого рассказа мы и узнаём, что обе Поляковы, и коммунистка и комсомолка, сражались в подпольной организации, а комсомолка Искра была связной в отряде. Обе они погибли, были схвачены фашистами и повешены, так и висели рядом. Партизаны и подпольщики отомстили за их гибель.
Эти поколения комсомольцев, оба, и революционное, и предвоенное, отдали обществу и государству все свои долги и рассчитались за все свои ошибки, вынеся все тяготы и испытания войной.
Каждое поколение отвечает только за свой собственный исторический «отрезок».
…обниму, век мой, рок мой на прощанье.
Время – это испытанье …
З.А. Игнатенко,
Старший научный сотрудник ТОКМ.
29.12.2018
Литература и источники
