Медведь как знак мироздания? Размышления о неолите и о нас…

Есть в экспозиции краеведческого музея артефакты, от которых трудно оторвать взгляд. Они гипнотизируют. Они вовлекают в свою ауру иногда неожиданно, иногда совершенно незаметно. Одним из центров такого притяжения является древнее неолитическое изваяние медведя.

Каменная неолитическая скульптурка медведя – редкость для Сибири необычайная. Как-то я задался целью «перелопатить» сибирские музейные коллекции и, с некоторой растерянностью, обнаружил, что каменных изваяний медведя, пришедших к нам из неолита, – раз-два и обчёлся. В каталогах музеев Сибири я насчитал их всего лишь около десятка. При этом в Томске – целых три! И два из них – в нашем музее!

Может быть, я анализировал каталоги не вполне внимательно? Может быть их, этих каменных посланцев древних аборигенных скульпторов значительно больше? Пусть так, но не в этом суть…

Стоя у витрины с неолитическим зверем, невольно погружаешься в размышления. Стараешься понять: что побудило древнего человека взять кусок камня и высечь из него грозного обитателя тайги? Откуда в нашем далёком предке родилась тяга к изобразительному творчеству? А, может быть, это и не творчество вовсе, а что-то более глубинное, идущее из Космоса?

Судите сами: взялся бы древний человек тратить своё время на художественную безделушку? Ему ведь жизни-то было отпущено природой (по заключению антропологов) – всего ничего – каких-то 23–25 лет. Что он за это время мог успеть? Родиться, окрепнуть в суровой природе, каждодневно цепляясь за жизнь, настойчиво выслеживать зверьё и птицу, чтобы добывать себе пропитание…

Жизненный цикл древнего человека проходил в постоянной борьбе за огонь, за тепло… Он каждодневно вынужден был изготавливать каменные орудия труда, строить и обустраивать своё жилище, лепить посуду… Да мало ли ещё каких забот грузила на него тяжёлая жизнь... И при этом нашему предку нужно было оставить после себя потомство: так уж природой заложено – естественная потребность всего живого продолжить себя, сохранить свой вид. Иначе теряется смысл своего существования в мире…

Но этот древний человек вдруг открывает в себе потребность сделать нечто большее, чем покориться жизненной обыденности. Он пытается понять МИР через образ медведя. Высекая из камня зверя, он вкладывает в этот образ своё представление о мире; он на самом деле ваяет образ мироздания!

Вы можете улыбнуться: эко, вас понесло, голубчик! Да мог ли наш далёкий пращур, с его скудным умишком, философствовать так глубоко? Уверяю вас, мог! И вот на чём базируется моя уверенность.

Давайте, чтобы понять мировоззрение древнего сибиряка, перекинем мостик из неолита в нашу современность – в культуру сибирских аборигенов. Я прежде всего имею в виду народы ханты, манси, селькупы. Зададимся вопросом: что для них медведь? И, узнав, вдруг осознаем свою собственную мировоззренческую ущербность! Не верите? Сейчас попробую объяснить.

Этнографы, изучающие культуры коренных сибирских народов, проникли в Сибирь сравнительно недавно: каких-то 300 лет назад. Но уже тогда они зафиксировали и описали в своих трактатах представления аборигенов о мире. И отметили огромную роль медведя в этих представлениях.

Например, для ханта медведь – это зверь. Но и человек тоже! И если хант встречает на тропе медведя, он считает, что к нему в гости идёт его умерший дедушка, который превратился в медведя. Но хант медведя убивает, потому что хант – охотник, а медведь – зверь! Но, поскольку медведь ещё и человек (дедушка), хант боится того, что он делает, он трепещет от самого осознания убийства и одновременно, как свидетельствуют этнографы, старается снять вину с себя, приговаривая: «Это не я тебя убиваю, это пальмá («пальмá» – рогатина по-хантыйски) тебя убивает!»

А потом убитого зверя-человека ханты привозят в своё стойбище и устраивают «медвежий праздник». Этот праздник до сих пор существует в обрядности коренных жителей Сибири, когда ханты укладывают шкуру медведя с головой на возвышенное место, под морду зверя подкладывают нехитрые «вкусности» – ягоды, орехи в берестяной куженьке; танцуют, поют песни. Одним словом, совершают праздничный ритуал, символизирующий собой единение с природой, единение с Космосом.

На фотографии – ханты уложили убитого медведя (вернее – его шкуру с лапами и головой) на возвышение, угощают «почётного гостя» праздничной едой. Поза медведя – почти такая же, как на нашей каменной скульптурке! Неужели и тогда, пять тысячелетий тому назад, совершался ритуал «Медвежьего праздника»?

Более того: разговаривая с пожилыми хантами, вдруг обнаруживаешь, что для сибирских аборигенов (до сих пор!) не только медведь – это человек. По представлениям хантов, весь окружающий мир – это часть человека, а человек – часть окружающего мира, часть Космоса. Хант может искренне сказать, что «я – часть сосны, раскинувшей свою крону надо мной; и озеро, где я промышляю рыбу – это часть меня».

Мне как историку понятно, что древние просто не могли бы выжить, не ощущая своего прочного единения с природой. Но, чтобы вот эти мировоззренческие представления дошли до сегодняшнего дня, до убеждения современных коренных сибиряков о своём месте в окружающем мире, – восхищает и вызывает глубокое уважение!

Вот и каменное неолитическое изображение медведя в музейной витрине, погружая нас в глубокую древность, убеждает, что мировоззрение космического единства испытало в неолите мощный взлёт. И даже сама поза каменного зверя, лежащего на животе, вовсе не грозная, а какая-то умиротворённая и как бы спокойно утверждающая: «Мы с тобой одной крови!»

Ю.К. Рассамахин,
старший научный сотрудник ТОКМ
26.11.2019 г.