Версия для слабовидящих АА
Время работы: 10:00 – 18:00
Вторник – среда
Понедельник, четверг, пятница, суббота, воскресенье — выходной
На этих фотографиях, датированных 23-м июня, запечатлены так называемые «хвосты» – так на жаргоне революционной эпохи 1917 года назывались очереди за продуктами и товарами первой необходимости, которые выдавались с 1916 года по карточкам в установленном специальными постановлениями количестве, проще говоря «по-нормам». Возможно, снимки сделаны не в один день, а относятся к периоду конца мая-начала июня. Фотографии эти интересны тем, что по ним можно в некоторой степени судить о социально-экономическом положении в городе Томске, о насущных повседневных заботах его жителей.
В условиях войны, с её неизбежными экономическими проблемами и неурядицами, переход к карточной системе был вполне оправдан, даже, может быть, несколько запоздал. Конечно, ситуация в разных регионах России с точки зрения продовольственной безопасности и обеспечением товарами была неодинаковой; Томская губерния в предыдущие годы пережила тяжёлые засухи, из-за чего её продовольственные запасы уменьшились. Но, как мы увидим, пенять только на природные факторы продовольственной скудости и расстройства товарного обращения не приходится.
«Хвосты» начинали формироваться уже на стадии выдачи талонов на необходимые продукты (муку, сахар и мануфактуру); через газету «Сибирская жизнь» к гражданам Томска с просьбой не создавать «больших хвостов» обращается канцелярия продовольственной комиссии, предлагая для этого не спешить с получением талонов, поскольку комиссия гарантирует, что талоны будут действительны до самого конца месяца. В получении товаров, распределяемых по карточкам, судя по огромным толпам людей в очередях, были свои сложности. Время от времени в газетах появлялись разные объявления и сообщения, которые свидетельствовали об ухудшавшемся положении с продовольствием и в торговле: о закрытии в Томске некоторых магазинов и лавок (один из магазинов фабрики «Бронислав» закрылся в мае); общегосударственный продовольственный комитет ввиду недостатка сахара разрешил к продаже и использованию сахарин; в Томске, как сообщается в газете «Сибирская жизнь», совсем нет дрожжей, «что ставит хозяек в затруднительное положение». Местные газеты неоднократно с опасением пишут о том, что в Томской губернии наблюдается нарастание засушливых явлений и пожаров. Учитывая, что в предыдущие годы урожай губила засуха, весной-летом 1917 года могло повториться то же самое явление; эти сообщения могли только подогреть у людей тревожные настроения. В очередях все эти новости, конечно, горячо обсуждались, при этом порождались ещё более пугающие слухи, которые потом циркулировали в городе, лишая обывателей последнего сна.
Все созданные революцией новые органы власти хорошо осознавали грозящую опасность. Продовольственный вопрос в тех или иных аспектах обсуждался сначала Временным Комитетом общественного порядка и безопасности, а затем избранными в апреле народными собраниями, губернским, уездным и городским, Советом солдатских депутатов Томского гарнизона, другими советами, профсоюзами и прочими организациями, в которые тогда объединялись служащие, рабочие, торговцы и т.п.
Одним из первых важных решений, принятых ещё в марте, было решение об отправке солдатских бригад в сёла и деревни для оказания помощи крестьянам в посевной кампании. Однако эта мера могла помочь только в будущем, при удачном стечении обстоятельств, если урожай удастся собрать, что было далеко не гарантировано. Проблемы же с продовольствием и другими важными товарами, с дороговизной, были здесь и сейчас и усугублялись с каждым днём.
В создании этих продовольственно-товарных проблем внесли свою лепту несколько факторов. Не претендуя в нашей заметке на полноту, упомянем всё же некоторые из них, чтобы понять, для чего принимались те или иные меры народными собраниями, комитетами и комиссиями.
Фактор войны и необходимость содержать увеличившуюся в размерах воюющую армию должен стоять здесь, конечно, в первом ряду.
Фактор второй нами также уже неоднократно упоминался: это существенное уменьшение продовольственных запасов из-за прошлогодних неурожаев.
Третий фактор нам знаком отчасти. Речь идёт о нарушении снабжения из-за нарастающей транспортной разрухи, которая создаётся нехваткой вагонов и паровозов, другими отраслевыми проблемами железнодорожников, а также вакханалией дезертировавших солдат на транспорте, о чём уже приходилось говорить.
Фактор четвёртый – это важный узел противоречий, который в конце весны начинает сказываться очень сильно и чем дальше, тем больше раскачивает «революционную лодку». В этот период конфликт «между трудом и капиталом», как тогда называли это явление революционно-марксистским языком, значительно обострился. В Томске, если говорить о более крупных предприятиях, забастовочная ситуация сложилась на заводе Фуксмана. Рабочие конфликты более мелкого «калибра», на предприятиях с небольшим числом рабочих, исчислялось В других городах Сибири – Красноярске, Иркутске, Омске забастовки проводили самые разные категории работников, вплоть до банных служащих и ресторанной прислуги. Начинает сказываться нехватка угля, в том числе и на транспорте, из-за забастовок шахтёров в угледобывающих регионах, прежде всего на Донбассе. Томская губерния, в которую тогда входил Кузбасс, поставлявший уголь на Транссиб, не была в этом вопросе исключением. В мае месяце разворачивался острый и масштабный конфликт на Судженских угольных копях; сообщения о судженских забастовках попали на страницы центральной печати, социал-демократическая «общественность» очень интересовалась событиями в Сибири, где рабочие комитеты фактически взяли производство под свой контроль. Забастовки были и на Кольчугинских рудниках.
Наконец, постоянно наблюдались случаи, подобные тем, которые упоминались в заметке «Нежелательное явление» (газета «Сибирская жизнь»):
«На плотах из Кузнецкого уезда и других местностей в Томск отправлялось ранее много разных продуктов, хлеба и т.п. Теперь подвоз этих продуктов значительно сократился, отчасти вследствие нежелательного явления: торговцы и спекулянты, узнав о прибытии плота, являются на него гурьбой и требуют продажи им продуктов во что бы то ни стало и при том по ценам ниже существующих. Некоторые плоты принуждены останавливаться выше Томска и продавать там свои продукты».
Понятно, что упомянутые «торговцы и спекулянты» выкупали товары не для безвозмездной помощи городу, а для продажи товаров на чёрном рынке по очень высоким ценам, доступным далеко не всем горожанам. История с плотами – это, собственно говоря, один лишь штрих в картине разросшегося «чёрного рынка». Борьба со спекуляцией становилась одной из главных задач, при этом очень сложных задач, поскольку это затрагивало интересы разных влиятельных людей.
Крестьянство Томской губернии в этот период оказалось в сложной ситуации. Хлеб они должны были сдавать по установленным «твёрдым ценам»; крестьян к тому же постоянно призывали сдавать хлеб для армии, для населения городов, взывая к их патриотизму и сознательности. При этом работников в деревнях, взрослых мужчин, с каждым очередным призывом в армию становилось меньше и меньше, а вдов и сирот всё больше и больше. А разные необходимые товары в продаже сильно выросли в цене и стали почти недоступными. Гораздо выгоднее было пустить зерно на производство самогона (как тогда говорили, «самосидки»). В условиях объявленного государством сухого закона (он и объявлен-то был для того, чтобы зерно не расходовали на производство водки), такой товар находил гарантированный сбыт. В одной только деревне Вороново под Томском было обнаружено 11 паровых самогонных заводов. Кроме того, зерно в условиях растущей угрозы неурожая, голода, инфляции и тому подобных спутников военного времени, становилось стратегически важным запасом,
и крестьяне из элементарной осторожности старались придерживать его у себя.
Помимо попыток увеличения посевной площади, губернские и городские собрания старались стимулировать занятие огородничеством, в том числе и в городе. Проходили совещания губернского продовольственного комитета с нарымскими рыбопромышленниками, на которых обсуждались возможности увеличения вылова
и заготовки рыбы для армии и для населения, для чего было предложено местному кустарному комитету организовать подготовку бочек для засолки, а доставка соли в количестве 100 тысяч пудов заранее была заказана пароходству Плотникова. Осуществлялись попытки организовать дополнительное местное кустарное производство необходимых товаров. Со страниц газет постоянно неслись призывы
к созданию кооперативов, которые могли бы наладить в городе это производство.
Самыми сложными и тяжёлыми вопросами были вопрос о твёрдых ценах на промышленные товары и о реквизициях продовольственных излишков. Этот вопрос не был какой-то специфически томской проблемой; на проходившем в мае месяце первом всероссийском съезде крестьянских депутатов обсуждались, в общем и целом, те же проблемы. После весьма горячих дискуссий в Томском губернском народном собрании было решено следующее:
Вопрос о реквизиции хлебных запасов дебатировался на губернском народном собрании неоднократно, видимо, народным избранникам очень не хотелось идти на такие меры, поскольку они могли вызвать массовое недовольство буквально всех слоёв населения. Но ситуация в губернии и в городе складывалась настолько критично, что другого выхода не оставалось. Продовольственный комитет постановил начать осмотр квартир горожан, при этом все излишки хлеба сверх установленной нормы в 30 фунтов в месяц на человека, реквизировать. Цены на хлеб устанавливались «твёрдые, одинаковые повсеместно».
Ещё один «проклятый вопрос» – о твёрдых ценах на промышленные товары, который всегда выступал в паре с хлебным вопросом. Крестьянские депутаты всегда задавались вполне разумным вопросом – если нас принуждают сдавать хлеб по установленным ценам, то почему тогда торговцы могут устанавливать любые наценки на то, чем они торгуют, в зависимости от своей выгоды. Тогда пусть и на сельскохозяйственный инвентарь, керосин, мануфактуру и другие изделия первой необходимости будут установлены «твёрдые цены». Эти соображения легли в основу решений губернского народного собрания:
Было предложено нормировать предпринимательскую прибыль, ограничивая её для частных, кооперативных и других предприятий; временно установить процент прибыли в 5 % для розничной и 3 % для оптовой торговли; ходатайствовать перед правительством и крестьянским съездом принять решение о нормировании прибыли в общегосударственном масштабе. Одно из требований выходит за рамки непосредственно контроля за ценами – речь идёт о требовании государственного контроля над фабриками и заводами и организации государством новых фабрик и заводов для производства предметов первой необходимости.
Эти положения, под давлением представителей промышленников и купечества, в губернском народном собрании пытались пересматривать практически с момента их внесения на рассмотрение. На вооружение был взят аргумент торговцев, которые уверяли, что установленные нормы наценки «убьют» всю торговлю, сделают её невыгодной и придётся закрывать магазины и лавки, что только обострит товарный голод.
Наконец, рассматривался народными избранниками и вопрос о производстве сладостей, который тоже вызвал бурю эмоций, основанную на конфликте интересов. Было предложено отказаться от изделий из сахара. Эти изделия были более дорогостоящими и не всем доступными, да и цены на сладости (имелись в виду конфеты, печенья и т.п.) не регулировались. Цель предложения сводилась к тому, чтобы высвободившийся из производства сахар поступил для распределения более равномерно и справедливо. Но тут вступился профсоюз рабочих конфетных фабрик Томска, т.к. прекращение выпуска конфет приводило к закрытию предприятий и потере работы для рабочих. Этот вопрос обсуждался и пересматривался не один раз в попытках соблюсти какой-то баланс интересов.
Остроту проблемы продовольственного и товарного обеспечения города и снабжения армии в этот период трудно преувеличить. То, как разные слои и группы населения видели решение этих проблем, приводило к резкой социальной поляризации, к обострённому осознанию своих классовых интересов и усилению борьбы за эти интересы и чаяния. Классовое «водяное перемирие» и эйфория первого послереволюционного периода исчезали буквально на глазах и к лету 1917 года от них практически ничего не осталось.
