Рассказы о старом Томске. I. Воспоминания врача Георгия Рымарева. Часть 1.

Панорама Томска

В музейном архиве хранится немало документов, в которых непосредственные участники событий далёкого прошлого живо и увлекательно рассказывают о том, чему они являлись свидетелями. Разумеется, слова очевидца не могут осветить прошлое точно, во всех его взаимосвязях и обстоятельствах. Но без таких человеческих документов, наполненных чувствами, предвзятыми мнениями и прочей «субъективностью», историческая наука стала бы безжизненной и «подслеповатой», неспособной понять мотивы поступков наших предшественников. Наш замысел – опубликовать на музейном сайте цикл воспоминаний наших земляков об их жизни и прошлом нашего края. Сегодня – начало одного из них.

«… За это время, помню, мне пришлось съездить на станцию «Лебяжье», в сторону Кургана, и там я видел идущий с запада броневик, а за ним поезд, весь ощетинившийся штыками и пулемётами. Даже на паровозе, только у котла, четверо солдат с винтовками наперевес. Потом у строевиков узнали, что это был поезд самого Колчака, двигающийся к Омску…»; «… вижу подпоручика, около которого стоят солдаты и пять военнопленных красных. Один из солдат обращается к командиру: «Так что, Ваше высокоблагородие, разрешите мне его пристрелить?» и показывает на одного пленного. Тот его спрашивает: «Почему ты хочешь этого?». Он отвечает: «Так что у него штаны хорошие». Невольно мне пришла в голову мысль, как дёшево ценится иногда жизнь».

Это лишь два небольших отрывка из воспоминаний, которые занимают 92 машинописных листа. Хранятся они в архиве Томского областного краеведческого музея (Ф.1. Оп.4. Д. 165). Автор этого любопытнейшего документа – врач, участник Гражданской войны и Великой Отечественной, Георгий Семёнович Рымарев (1891 – после 1961). На пожелтевших от времени страничках предстают перед нами моменты его детства и юности, проведённые в Томске. Рабочие окраины Заозерье и Болото, служба мальчиком на посылках в фирме Второва, учёба в церковно-приходском училище, гимназии, университете, работа в изыскательных партиях и фельдшером в тюрьме, встречи с кержаками и С.М. Кировым, литературный кружок, общество эсперантистов… Читаешь эти страницы, и представляешь себе Томск в атмосфере ушедших времён.

Отдельные факты в воспоминаниях приводят к неожиданным мыслям. Бабушка и дедушка Г.С. Рымарева, большая часть жизни которого пришлась на ХХ век, ещё были беглыми крепостными. Вот тут-то и задумаешься о том, как долго в России сохранялось крепостное право. Получается, не так уж далеко и мы от него ушли.

Георгию Семёновичу довелось жить, когда одна эпоха сменяла другую. Все три русских революции, две мировые войны, и не только они отразились в его судьбе. Каких-то событий он был современником или очевидцем, а в каких-то принял непосредственное участие. Только представьте себе, во время Гражданской войны Георгию Рымареву довелось побывать и на стороне «белых», и на стороне «красных». В мае 1919 г. он закончил медицинский факультет Томского университета и в качестве доктора оказался в рядах сначала колчаковской армии, а с января 1920 г. – в 5-й Красной Армии. Однако можно заметить, что подобные случаи не были редкостью, и это лишний раз подчёркивает всю сложность того времени. В частности, в биографии одного из самых известных и самых замечательных томских врачей, а именно в биографии Дмитрия Дмитриевича Яблокова, был подобный момент. Схожи судьбы двух этих людей и в том, что они самоотверженно боролись с разразившейся в Сибири в годы Гражданской войны сыпнотифозной эпидемией. Сами при этом тяжело заболели, чудом выжили.

А многие ли сейчас помнят про русско-китайскую войну 1900–1901 гг. или томский черносотенный погром в октябре 1905 г.? В мемуарах Г.С. Рымарева этим немаловажным и трагическим событиям нашлось достойное место.

Воспоминания изложены простым, живым языком, поэтому читаются легко. Заканчиваются они 1920-м годом. И остаётся лишь сожалеть, что у нас нет их продолжения. Ведь из других источников удалось узнать, что Георгий Семёнович Рымарев в годы Великой Отечественной войны, будучи майором медицинской службы, руководил клинической лабораторией и работал санитарным врачом в эвакогоспиталях 2-го Белорусского фронта. Был награждён орденом Красной Звезды, медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Сколько ещё важного и интересного мог бы он нам рассказать!

Для специалистов-историков отметим, что текст публикуется по правилам современной орфографии и пунктуации. Стилистические особенности первоисточника сохранены. Пропущенные в тексте и восстановленные по смыслу слова или части слов воспроизведены в квадратных скобках. Ёфикация текста сделана составителями для удобства чтения (в оригинале этого нет). На последнем листе воспоминаний указаны дата и место их создания – 17 ноября 1961 года, Свердловск. В письме к неизвестному литературному редактору, которое также хранится в архиве ТОКМ, Георгий Семёнович озаглавил свои труды так: «Воспоминания сибиряка периода 1895–1920 гг.»

Ниже представлено начало публикации этого интереснейшего документа.

ВСТУПЛЕНИЕ

 Начиная воспоминания, я немного коснусь своей родословной, о которой говорили родители: отец Семён Степанович, 1861 года рождения, и мать Марина Николаевна, 1863 года. Жили они на окраине Томска в Заозерье[1], на Водяной улице[2], детство провели в одном квартале, но друг друга не знали. Дед по отцу, Степан Евдокимович, считался тобольским, но он там и не был. С его слов известно, что какой-то прадед пришёл в Сибирь с Ермаком Тимофеевичем[3]. Дед часто отлучался из дома на заработки на один, иногда два года. Вся небольшая избушка, хозяйство и шесть ребят, в том числе и мой отец, лежало бременем на моей бабушке Марии Ивановне, которая с большим трудом справлялась. Жили очень бедно. В этом же квартале, на Водяной, 15, с другого конца жил дедушка по матери, Дроздов Николай Федотович, он в молодости был крепостным помещика Калужской губернии, который его за какую-то провинность приговорил наказать розгами и на ночь до утра бросил под замок в сарай. Он же ночью убежал, а на Урале встретил девушку Софью, такую же сбежавшую от помещика другой губернии. Они поженились и пришли в Томск. От неё и родилась моя мама Марина. Вскоре Софья умерла, дед женился на другой, и Марина стала падчерицей. В это время замуж выдавали, не считаясь с желанием молодых. Мой отец вернулся с действительной военной службы, один раз увидел Марину на улице и пошёл с сватом к дедушке. Другие дочери от мачехи узнали причину прибытия гостей, сообщили Марине, и она через щёлку в двери видела Семёна. Сват – по рукам, и дело закончено. Через месяц свадьба.

Я родился 1 апреля 1891 года здоровым ребёнком, на 12-ом месяце начал ходить, но заболел натуральной оспой, долго лежал в зыбке[4], часто топили железную печку, так как был сильный мороз. В углу висела икона в деревянном киоте, и вдруг киот треснул с резким звуком. Окружающие решили, что я обязательно умру, и советовали матери срочно сшить смертную рубашку. Она её тут же и сшила. Отец, вернувшись с работы, туго перевязал к туловищу мои руки, он берёг моё лицо, чтобы [я] его не расчесал своими пальцами. Отец по ночам почти не спал. Я выжил, но не ходил до почти 3-х лет. Соседи говорили, что я буду сиднем, и ходить вообще не буду.

Как-то летом я выполз на проезжую улицу, а пара лошадей с колокольцами и пьяными пассажирами мчится на меня. Мама, услышав звон, выскочила на улицу, но уже поздно: лошади промчались через меня, не задев копытами и колёсами. После этого события я вскоре встал на ноги и пошёл.

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ
г. Томск, 1895–1905 гг.

          Лето 1895 года. Вспоминаю начало моей сознательной жизни.

          Мне шёл 5-й год. Жили мы в деревянной избе на квартире у Комарова. Помню, у стен стояли две деревянные кровати. На одной спали отец, мать и я, а на второй ­­­– хозяин с женой и двумя детьми, сыном и дочкой, немного старше меня. Ближе к потолку тянулась проволока, на которой были укреплены яркие ситцевые занавески с красными цветами. Мать хозяина – старушка – спала на русской печи. Из обстановки помню: два стола, деревянные лавки, табуреты и цветы на окнах. В комнате было три окна на проезжую улицу, а одно выходило во двор, и ещё одно окно из кухни, где также находился стол, за которым мы и ели. Дом был довольно старый, пол некрашеный, немного покосившийся.

Дом находился на Загородной улице, на Болоте[5], так называлась эта часть города. Весной и осенью было много грязи, часто едущие на лошадях застревали колёсами экипажей, для пешеходов были сделаны деревянные тротуары. Летом же было много пыли. Двор полузакрыт крышей. Хозяин имел собственную лошадь, на которой он что-то работал[6]. Ворота, немного покосившиеся из-за болотистой почвы.

Особенно помню подворотню – доску, которую хозяин при проезде во двор всегда поднимал и закладывал. У щеколды калитки свешивался ремешок, которым поднималась щеколда, закрывающая калитку. Тут то однажды со мною и приключилась беда, которая запомнилась отчётливо на всю жизнь. Дома остались я и бабушка. Я вышел во двор, а калитка оказалась неполностью закрытой. Я потянул её и выбрался из двора на волю, большое появилось желание перебежать улицу на противоположную сторону, но там показалась собака, залаяла, и пришлось вернуться обратно.

В то время нас – ребят – частенько пугали за провинности городовым[7], у нас к нему появилось чувство какого-то страха. Вдруг я увидел идущего по тротуару в мою сторону и услышал топот каблуков и бряцание сабли не городового, а самого околоточного[8]. На нём была светло-серая шинель, фуражка с кокардой, довольно большие закрученные усы, на боку висела шашка и позвякивали шпоры на каблуках. Что было делать? Я побежал к калитке, а она захлопнулась. Мои толчки не помогли, я заорал, бросился в подворотню, но оттолкнуть её не мог. Околоточный всё ближе и ближе. На мой крик и слёзы он что-то сказал и прошёл мимо. Не помню, сколько прошло времени, как мне бабушка открыла калитку и запустила меня домой.

В то время отец служил объездчиком[9] от городской управы[10] и ездил за реку Томь наблюдать за сенокосными лугами. Получал он жалованья 15 рублей в месяц, а его казённая верховая лошадь внеслужебные часы находилась в конюшне при обозе управы. За время этой службы он два раза болел плевритом, причиной служило его невольное купанье в весеннее половодье вместе с лошадью во время объезда своего участка лугов.

[1] Заозерье – исторический район Томска на правом берегу Ушайки, отделённый от основной части города длинным озером. В современном Томске это часть города от Центрального рынка до ул. Бердской и от пр. Ленина до берега р. Томи. См.: История названий томских улиц. Томск, 2004. С. 361–364.

[2] Водяная улица – одна из старых улиц Томска, не менявших на протяжении своей истории названия. Название это отражает главную характеристику района Заозерья – затопляемость весенними водами р. Томи. См.: Там же. С. 52–53.

[3] Ермак Тимофеевич (?–1585) – казачий атаман, предводитель похода в Сибирь (ок.1581 г.), положившего начало освоения Сибири Русским государством.

[4] Зыбка – колыбель, люлька.

[5] Болото – исторический район Томска на правом берегу Ушайки, на юго-восточном склоне Воскресенской горы, ограниченный нынешними улицами Загорной, Шишкова и Лермонтова. См.: История названий томских улиц. Томск, 2004. С. 341–344.

[6] Так в тексте.

[7] Городовой – в Российской империи с 1862 г. низший чин городской полицейской стражи.

[8] Околоточный (околоточный надзиратель) – в дореволюционной России чин городской полиции, ведавший небольшой частью территории города (околотком).

[9] Объездчик – сторож, постоянно объезжающий охраняемый им большой участок какой-либо территории.

[10] Городская управа – исполнительный орган городского самоуправления в Российской империи в 1870–1917 гг., избиралась городской думой, возглавлялась городским головой.