«Очень честный, чуткий врач…»: Г.Е. Сибирцев Часть 3.

В начале 1930-х гг. снова пришли в движение огромные массы людей. В стране начиналась ускоренная индустриализация и коллективизация. Рабочие, бывшие недавно крестьянами, ехали на стройки коммунизма. Часть крестьян попадала в категорию «раскулаченных» или «спецпереселенцев». И опять – тиф, спутник бедствий.

Вышестоящие органы старались держать развитие эпидемий на контроле – в крайздрав всё время из Томска и Томского района высылали отчёты о динамике заразных болезней в еженедельном режиме. Больных из различных спецконтингентов оставляли на лечение в специальных лагерных и тюремных больницах. Люди, которые ехали куда-то сами, заболев, «оседали» на лечение в железнодорожных больницах: в них существовали специальные отделения для «заразников». Но инфекции из вокзалов и тюрем заносились в среду горожан. Рост числа больных скрыть становилось всё труднее.

Чтобы не нагнетать панику, Западно-Сибирский краевой отдел здравоохранения разослал по своим структурным подразделениям секретные распоряжения. Во-первых, срочные донесения и доклады о заболеваниях сыпным и брюшным тифом, как и сводки по ним, высылать в секретном порядке, вне общих сводок об острозаразных заболеваниях[1]. Во-вторых, при передаче сведений в общем порядке, использовать шифр-обозначения: оспа –«первое», сыпной тиф – «второе», брюшной тиф – «третье», холера – «четвёртое» и чума – «пятое»[2].

В эти очень сложные времена, как вспоминала о Геннадии Евгеньевиче его ученица и коллега К.В. Лаврова, врач-инфекционист, работавшая в заразной больнице, Сибирцев незаметно пристраивал на работу в свою больницу врачей, освободившихся из лагерей и оказавшихся на спецпоселении. Среди них были, например, врач-эпидемиолог Ястребов, врач Кагебуш, высланная из Ленинграда, медсестра Некипелова[3]. Репрессированным даже умудрялись на территории больницы подыскать жилплощадь, какой-никакой уголок. Так что свой скепсис по отношению к кампании поиска «врагов народа» Геннадий Евгеньевич Сибирцев выражал самым полезным и гуманным способом.

Неправильно было бы считать Сибирцева на этом основании диссидентом. С самого начала 1920-х гг. авторитетный врач принимал участие в работе органов местной власти и общественных организаций, которые создавались в рамках уже советского уклада. В 1922 г. он был председателем ревизионной комиссии губернского отдела союза Медсантруд (медицинский профсоюз) и вошёл в состав ряда комиссий – врачебно-контрольной и инфекционно-контрольной. Дважды Сибирцев избирался депутатом городского совета, в 1934 и 1939 гг., а в 1947 г. – депутатом областного совета[4].

В 1936 г. Г.Е. Сибирцеву уже под шестьдесят. Перенесённые болезни давали о себе знать. У него в числе прочих болячек имелся сильный тремор рук из-за спазма, поэтому текст для записи в историю болезни при врачебном обходе приходилось диктовать помощнику[5]. Так что Геннадий Евгеньевич счёл за лучшее подать заявление о переходе по состоянию здоровья на другую работу.

Но свою родную больницу он не покинул. Геннадий Евгеньевич остался здесь как заведующий отделением и консультант. На этом посту он проработал всю оставшуюся жизнь. А заведование больницей передал своему ученику, коллеге и другу, В.М. Лаврову, с которым трудился в заразной больнице уже много лет и съел, фигурально выражаясь, не один пуд соли.

Годы Великой Отечественной войны «Больница имени Сибирцева» проводила, как и вся страна, в неустанном труде. Чаще всего вспоминают работу эвакогоспиталей военного времени. Но ведь и гражданское население болело и нуждалось в медицинской помощи, а, значит, в работе городских больниц. Тем более этого населения стало намного больше из-за прибытия массы эвакуированных. Скученность людей в военное время, их неустроенный быт, скудное питание опять угрожали тифом и другими инфекциями.

Борьба с заразными заболеваниями легла на плечи очень малого числа сотрудников больницы (ведь значительная часть томских медиков была направлена на работу в эвакогоспитали). В 1945 г. в заразной больнице трудилось всего три врача, которые курировали 205 коек. Так что лечебная нагрузка на одного доктора составляла 60–80 больных[6].

Кроме того, приходилось постоянно направлять сотрудников больницы, в основном женщин-нянечек, на дровозаготовки или работы в подсобном хозяйстве, без которого не выжить ни больным, ни персоналу.

Военный стресс, недоедание и чрезвычайно тяжёлые условия работы людей вновь привели к росту заболеваемости широким спектром инфекций. Накопленный большой опыт и самоотверженная работа всех медиков города всё же удерживали ситуацию в более или менее приемлемых рамках, не давая повториться жутким сценариям эпохи гражданской войны с тифозным апокалипсисом.

(продолжение следует)

[1] ГАТО Ф. Р-338 Оп. 1 Д. 102 (Сведения о распространении заразных заболеваний в Томске и Томском районе за 1930–1931 гг.).  Л. 128.

[2] Там же. Л. 129.

[3] ЦДНИ. Ф. 5666. Оп. 1. Д.7 (О времени и о себе. Запись воспоминаний К.В. Лавровой, д.м.н., профессора кафедры детских инфекций СГМУ). Л. 6–7.

[4] ГАТО. Ф. 102. Оп. 2. Д. 4261а (Сибирцев Г.Е. Автобиография. Характеристика. Личный листок по учёту кадров и наградной лист). Л. 1–2.

[5] ЦДНИ. Ф. 5666. Оп. 1. Д.7 (О времени и о себе. Запись воспоминаний К.В. Лавровой, д.м.н., профессора кафедры детских инфекций СГМУ). Л. 8.

[6] Там же. Л. 4.