Версия для слабовидящих АА
Время работы: 10:00 – 18:00
Вторник – среда
Понедельник, четверг, пятница, суббота, воскресенье — выходной
В 1925 году в томский краевой музей пришел человек по фамилии Пудовиков. И принес альбом с подборкой архитектурных проектов. 60 чертежей зданий, беседок, мостов и прочих сооружений. На обложке — полустертая надпись карандашом с дореволюционным «ер-ом», которую можно прочитать как: «Г... батенковЪ».
По легенде, которую записали со слов дарителя, альбом принадлежал Гавриилу Батенькову. Как именно альбом оказался у Пудовикова, музейные работники не уточнили. Известно лишь, что даритель жил на Степановке, где когда-то купец Степан Сосулин подарил участок ссыльному декабристу. Кстати, проект с рисунком сосулинской дачи на Степановке тоже есть в альбоме. Мог ли Гавриил Батеньков быть автором чертежей? Разбираемся вместе с сотрудницей краеведческого музея Еленой Андреевой.
Синяя картонная обложка, кожаный корешок. В альбом подшиты 68 листов ватмана, неодинаковых по размеру, качеству, цвету и дате изготовления. На некоторых видны водяные знаки — «J.Watman-1849», «J.Watman-Turkey Mill-1850».
А если обратить внимание, что на одном из рисунков есть флюгер с проставленной датой «1852», то можно предположить, что автор вполне мог работать над проектами в промежуток с 1846 по 1856 год, то есть времени томской ссылки декабриста Батенькова.
Флюгер с датой 1852
История взаимоотношений с Томском у Гавриила Батенькова началась задолго до этого. В 1816 году офицер и участник наполеоновских войн вышел с военной службы в отставку по состоянию здоровья. И уже через год получил диплом инженера путей сообщения, блестяще сдав экзамены за четырехгодичный курс профильного питерского вуза.
Гавриил Батеньков, 1822 год
Весной 1817 года 24-летний Батеньков прибыл в Томск. И занялся работами по благоустройству. Устраивал мостовые, укреплял берега Ушайки, срыл часть Юрточной горы для уменьшения крутизны спуска. По чертежу Батенькова через Ушайку построили деревянный мост «простой конструкции», который, как пишут, простоял 100 лет.
«Это одна из томских «легенд», — говорит Елена Андреева. — Сведения на основе моих архивных изысканий: мост Батеньковым был поставлен как временный, и через несколько лет его снесло половодьем. Так что пришлось ставить его заново, но на том месте, которое ранее избрал Гавриил Степанович (ранее мост находился в другом месте)».
Отношения с местными чиновниками у Батенькова не задались. Спасибо новому генерал-губернатору Сибири Михаилу Сперанскому — он взял толкового парня в свою команду и позже забрал с собой в столицу.
Михаил Сперанский
Пять лет Батеньков состоял на госслужбе — входил в состав Сибирского комитета, писал проекты уставов об инородцах, ссыльных, сибирских казаках. В 1825 вышел в отставку. После восстания декабристов был арестован как член Северного тайного общества. Сам на Сенатской площади не был. Но сочувствовал, писал, что это «не мятеж... но первый в России опыт революции политической».
За это Батеньков 20 лет провел в одиночной камере Петропавловской крепости. Под чужой фамилией. В полной изоляции и глухом молчании. Ходили слухи, что Батеньков там даже умом повредился — как иначе можно было объяснить издевательские письма Николаю I? «Меня держат в крепости за оскорбление царского величия. Ну как я могу оскорбить царское величие? У царя огромный флот, многочисленная армия, множество крепостей... Ну что, если я скажу — Николай Павлович — свинья... — это сильно оскорбит царское величие?». А это из другого письма: «И на мишурных тронах царьки картонные сидят».
Алексеевский равелин Петропавловской крепости, где Батеньков 20 лет провел в одиночной камере
Лишь в 1846 году, когда после смерти Александра Бенкедорфа шефом жандармов стал Алексей Орлов (его брат Михаил тоже был декабристом), Гавриила Батенькова наконец выпустили из одиночки и отправили на поселение в Сибирь. Так он оказался в Томске снова. Город наш Батеньков застал «в великой славе и богатстве». Был пик «золотой лихорадки», и его прежние знакомцы — Асташев, Поповы, Горохов, — удачно вложившись в золотые прииски, купались в роскоши. Они приняли деятельное участие в судьбе отвыкшего от человеческого общества и почти разучившегося говорить Батенькова и поселили его у городского исправника Николая Лучшева.
Гавриил Батеньков и дом исправника Николая Лучшева
По словам Елены Андреевой, то, что Батеньков во время томской ссылки занимался проектированием и строительством, известно из разных источников. Например, из его переписки. В письмах он упоминает работу над домом и флигелями для семейств Лучшевых, Аргамаковых, сооружения на собственном загородном «хуторе» на Степановке.
Фрагмент альбома
В начале 20 века Александр Адрианов, Григорий Потанин писали о Батенькове как о зодчем комплекса построек на заимке винного откупщика Степана Сосулина. Однако в 1999 году вышла книга «Томск. История города...», в которой это утверждение опровергается. Исследователи нашли в «Томских губернских ведомостях» за 1859 год упоминание, что строителем дома на сосулинской заимке был некий Хейнц, который воспроизвел облик фасада, позаимствованный из «архитектурных фантазий Шрейдера».
Рисунок из «синего альбома», Степановка
В «батеньковском» музейном альбоме тоже есть чертежи с постройками на сосулинской заимке. На них и дача его видна — характерная, с башенками. И есть один проект с подписью «А.ХейнЪ». Означает ли это, что с атрибуцией альбома работники музея в 1920-х годах ошиблись? Ответ на этот вопрос Елена Андреева, исследователь томского периода жизни Батенькова, ищет не первый год.
В альбоме собраны и черновики, и чистовики архитектурных проектов. Жилые строения, культовые сооружения, масса чертежей садовых сооружений. Шкала масштаба в аршинах и саженях, планы — общие и в разрезе. Заказчики, очевидно, были разными. Рядом с чертежом красноярского благородного собрания соседствует проект загородного дома для Николая Евтифьевича Филимонова — томского городского головы и золотопромышленника.
«Если целый проект остался у автора, это о чем говорит? — размышляет Елена Андреева. — Как правило, проекты утверждались в губернском правлении и передавались владельцу, и он потом их хранил как официальный документ. Если в альбоме есть чистовики, это значит, что проект не был реализован. Или это какой-то вариант проекта».
Графологическую экспертизу подписей к проектам музей пока не проводил — удовольствие недешевое. А на обывательский взгляд делать какие-то заключения рискованно — чертежный шрифт отличается от рукописного. А в случае с Батеньковым все еще сложнее. По словам Елены Андреевой, исследователям тяжело читать его рукописи — не только из-за сокращений, но и из-за неразборчивого почерка. Гораздо красноречивее могут рассказать об авторстве архитектурные элементы — а они в альбомной подборке перекликаются в разных чертежах. «На мой взгляд, это была явно рука одного рисовальщика», — считает Елена Андреева.
Томская Александрия и храм Бахуса на Соломенном хуторе
В том, что проект дачи городского головы Филимонова назывался так же, как главная императорская резиденция в стране — «Александрия» (Николай I дал такое название петергофскому дворцу в честь супруги Александры) — Елена Андреева видит своеобразную иронию. На какую был способен образованный и остроумный человек — вроде Батенькова. Он вообще любил оригинальность в определениях — так, отстроенный на подаренных Сосулиным землях дом назвал «Соломенным дворцом», что явно рифмовалось с, пожалуй, самой новомодной постройкой того времени — «Хрустальным дворцом» в Лондоне, служившим павильоном для Всемирной выставки 1851 года. Закрепились в обиходе и другие топонимы — вроде «Тетушкиного каприза» (Адрианов пишет, что Батеньков выстроил в отдалении от развеселой Сосулинской усадьбы дом для его тетки, которая пожелала жить в уединении), или «Куро-петуховского замка» (курятника рядом со своим домом на Степановке).
«В альбоме очень много чертежей садовых построек, — говорит Елена Андреева. — В соответствии с модой того времени — и китайские беседки, и турецкие купальни. Есть в стиле ампир. И очень много "готики". Батеньков в своих мемуарах оставил замечание, что "готический вкус" ему очень близок. Для "Александрии", например, очень многие вещи были в готическом стиле выполнены».
В те времена садовые постройки не требовали утверждения, поэтому многие проекты в альбоме нарисованы в облегченном варианте: купальни, мостики, оранжереи. Последние как раз входили в моду у состоятельных томичей — чтобы выращивать цветы и фрукты в климате, где и яблоки-то в диковинку были.
Пожалуй, самый необычный проект в альбоме — храм Бахуса. Беседка, составленная из бутылок, вполне могла появиться на территории винного откупщика Сосулина. Этот рисунок с листа №59 соседствует с очевидно «сосулинским» пейзажем. На листе №60 вдали можно различить купеческую дачу — она довольно узнаваема. Но все же идет скорее фоном. На переднем плане, обращает внимание Елена Андреева, грот. Именно он мог быть главным объектом архитектурного наброска. И даже при условии, что саму дачу проектировал Хейн, это не отрицает авторства Батенькова.
Елена Андреева отыскала в одной из корреспонденций Батенькова упоминание о его «большой принадлежности» к «делу» Сосулина. И о том, что сосулинский участок был исхожен им вдоль и поперек. А еще в своих письмах ссыльный декабрист подробно описывал план своего владения, которое у него появилось в начале 1950-х в непосредственной близости от дома Степана Сосулина:
«Из окон дома на северо-восточную сторону видна вблизи рисующаяся выпуклою дугою речка Ушайка... Сажен за 100 от меня большая дача Сосулиных, соседей по земле и старых добрых приятелей... Возле самого дома на горе начинается сперва пчельник, потом сад и в нем дом богатого соседа».
По свидетельству купца Ильи Фуксмана, Степан Сосулин подарил Гавриилу Батенькову 55 десятин земли — за проектирование и строительство на Степановке дачных и заводских построек. И Елена Андреева склонна этой версии верить. В самом деле, откуда у ссыльного декабриста деньги, чтобы обзавестись имением? Да и дарить землю просто так даже очень богатый человек вряд ли станет. А вот вариант, что способный инженер выступил архитектором или руководил строительством, за что и получил вознаграждение, выглядит правдоподобным.
Комната на даче Сосулина и рисунок из "синего альбома"
И в этом контексте, пожалуй, самым примечательным в альбоме является рисунок на листе №33. «Фасад навеса и амбара с сушильнею». 
Фасад навеса и амбара с сушильнею
Амбар с каретником внизу дожил до начала 1990-х. Елена Андреева изучала тогда на Степановке места, связанные с Батеньковым, и видела этот амбар «в натуре».
Амбар на Степановке. Фото: из фондов ТОКМ
«Это место очень хорошо определялось благодаря описаниям Батенькова, оставленным в одном из его писем Елагиной (Авдотья Елагина, вдова друга Батенькова Алексея Елагина — прим. ред), — говорит Елена Андреева. — Вот тебе излучина реки, вот тебе расстояние до холма, на котором расположена дача Сосулина. Дача известно, где была расположена, вот к ней и привязывается место «Соломенного хутора». Вот как раз недалеко от переулка Богдана Хмельницкого и находился этот амбар. Там в 1990-х была территория какой-то автобазы или чего-то подобного. Я видела этот амбар — у него были утрачены все украшения, но он опознавался. В своем время художники в 1920-х годах, рисуя постройки на Степановке, его тоже зафиксировали. Но это уже не сосулинская постройка. Это постройка Батенькова».
Еще одна зацепка, которая могла бы пролить свет на авторство чертежей из «синего альбома», находится на листе №11. Два черновых проекта Красноярского благородного собрания. По легенде, которой придерживаются и в Красноярске, проект был сделан Гавриилом Батеньковым по просьбе декабриста Василия Давыдова, который с 1839 года проживал там в ссылке.
Здание построили в 1854-1856 годах. Оно живо и по сей день. Правда, и полтора столетия назад, и сейчас — тем более, от черновика в альбоме деревянное строение отличается разительно.
«Большая досада, что в Томске, где Батеньков прожил столько лет, такой след в свое время оставил и в сердцах людей, и в материальном плане — ничего не сохранилось из его наследия, — говорит Елена Андреева. — А в Красноярске до сих пор стоит дом деревянный. Но вот вопрос — откуда легенда взялась про авторство Батенькова? Увы, не удалось найти первоисточники. Пересматривала переписку Давыдова с Батеньковым, другие документы — пока безрезультатно. Обратилась к красноярским коллегам — помогите! Они ответили — так это от вас информация идет. Круг замкнулся. Вот если удастся доказать, что Батеньков проектировал этот дом в Красноярске — значит, вопросов к альбому не останется».
Пролить свет могла бы и переписка Батенькова с Елагиной — но часть ее за два года (как раз когда ссыльный декабрист занимался «делом» на Степановке) утрачена. Авдотья Петровна в конце жизни переехала в Дерпт, и, вероятно, эти письма Батенькова или не сохранились вовсе, или находятся в эстонских архивах.
Информации об архитекторе Хейнце, который указан как автор сосулинского дома в книге о Томске, нам найти не удалось. А вот имя Александра Федоровича Хейна в печати 19 века встречается. Архитектор, учившийся в Москве при финансовой поддержке красноярского золотопрмышленника Кузнецова, друживший с художником Суриковым, много работал в Красноярске. Особое место среди его проектов занимают культовые сооружения: архиерейский дом, часовня, колокольня. В Томских газетах А. Ф. Хейн упоминается в связи с судебной тяжбой с купцом Хотимским, которая длилась как минимум с 1858 до 1871 года (в конце ее вели уже наследники, сам Хейн к тому времени уже умер).
По какому поводу судились томский купец и красноярский архитектор — повод для отдельного исследования.
Фото: Сергей Коновалов
Источник — совместный с Агентством ТВ-2 проект "История одной вещи"
