28 декабря. Томский эпизод из жизни корифея

Источник: внешняя ссылка

В воскресенье 19 декабря 1920 года в Томске в наконец-то отремонтированном зале Рабочего дворца состоялось открытие Театра студийных постановок.

Вообще студии сочетали постановку спектаклей, тщательную, продуманную, выверенную и долгим репетиционным периодом, с обучением мастерству актёрской игры. Альма-матер, образцом для многих студий, умножившихся в стране после революции, была студия Московского художественного театра, выпестованная К.С. Станиславским и В.И. Немировичем-Данченко – «отцами» реалистического «театра переживаний». Так что название нового томского театра стало своего рода его кредо – артистов окрыляли учение и практики Станиславского.

Новая труппа была создана слиянием двух, близких по духу и репертуару, – действовавшей в Томске с 1918 года студии Ивана Григорьевича Калабухова^[1] (1887–1969) и приехавшей из Костромы студии под руководством Алексея Дмитриевича Попова.

Алексей Дмитриевич Попов (1892–1961), ученик К.С. Станиславского, актёр, режиссёр, впоследствии крупный театральный деятель^[2], а также педагог, критик, теоретик театра, народный артист СССР  – один из корифеев отечественного театра, синтезировавший в своём творчестве разные направления, и, между прочим, отец известного артиста Андрея Алексеевича Попова^[3].

В Томск труппа из Костромы привезла два спектакля – «Потоп» Х. Бергера и «Сверчок на печи» по Ч. Диккенсу. Только начинавший свой путь в режиссуре тридцатитрёхлетний Алексей Попов в этих постановках старался следовать режиссёрскому рисунку мхатовских постановок этих пьес, но с учётом индивидуальных особенностей костромских актёров. Надо сказать, что даже спустя два десятка лет после основания МХТ спектакли этого столичного театра резко отличались от многих других, особенно провинциальных, потрясали зрителей своей жизненностью, психологизмом игры актёров, тщательной, продуманной режиссурой, сценографией. Представленные в Томске спектакли молодой труппы, следовавшей по стопам МХТ, ждал горячий приём.

Забегая вперёд, скажем, что работа Театра студийных постановок оставила яркий росчерк в истории томского театра, но, увы, была недолгой. Измотанные бытовым неустройством, болезнями, постоянным недоеданием (а ведь в Сибирь их поманили слухи о здешнем хлебном изобилии), артисты летом 1921 года вернулись в Кострому, и вместе с костромичами уехала и труппа Калабухова.

Но в Томске и губернии они успели порадовать своим искусством тысячи зрителей, показать им, что такое «образцовый театр». Кроме названных двух спектаклей Театр студийных постановок представил в Сибири также «Вечер чеховских миниатюр», «Вечер, посвящённый Парижской Коммуне», устраивал вечера поэзии, которые пользовались большим успехом.

А сейчас дадим слово очевидцам. В газетной заметке театральный критик излил свои восторги от первого спектакля Театра студийных постановок, показанного в Томске. Ниже – воспоминания самого Алексея Дмитриевича Попова о пребывании его в Сибири. И бонус для любителей – фрагмент спектакля «Потоп» (того самого, который увидели томичи в декабре 1920 года) в исполнении артистов театра Вахтангова (ещё одного питомца студии Станиславского).

«Открытие Театра студийных постановок. В воскресенье 19 декабря состоялось открытие театра студийных постановок.

Как у нас уже сообщалось, труппа этого театра составилась из двух: одной приехавшей из Костромы, и другой, бывшей томской драматической студии, работавшей в последнее время в качестве труппы дорполита Томской дороги.

Сезон открывался переводной пьесой немецкого автора Бергера – «Потоп». Перед началом спектакля один из руководителей театра А.Д. Попов в краткой речи ознакомил зрителей с подходом данного театра к работе.

Серьёзная и длительная работа над постановками; выдержанный репертуар, чтоб был действительно могучим орудием культуры, носителем новых ценностей и помощником пролетариата в разрушении старого одряхлевшего и отживающего буржуазного мира – основные принципы работы этого театра.

Театр предполагает зимой работать в Томске, а летом совершать поездки по губернии. Зимой же будут в различные места направлены ангитлетучки.

В пьесе «Потоп» проводится мысль о несовместимости идей равенства и братства с буржуазным строем. Автор очень удачно построил пьесу, он привлёк себе на помощь стихию и изобразил группу людей совершенно различных классов и состояний, захваченных в американском баре наводнением.

Эта группа должна была ежечасно ждать, что их убежище будет залито разбушевавшейся стихией и здесь, перед лицом смерти, люди как бы перерождаются. Стёрлись классовые грани – слуга, эмигрант, владелец бара, банкир, проститутка – все объединяются в одном братском порыве, составляют одну цепь, чувствуют себя близкими друг другу людьми и клянутся во взаимных товарищеских отношениях.

Но лишь миновала опасность, лишь снова ожила надежда на спасение, как только все эти люди снова почувствовали дуновение их обыденной жизни, они снова превратились в тех же алчных и мелочных людишек, какими были до этого времени.

Так кончилась сказка о возможности равенства людей в условиях капиталистического буржуазного мира.

Пьеса, безусловно, достойна постановки в новаторском театре и имеет большое серьёзное агитационное значение.

Кстати, необходимо перед каждым спектаклем знакомить аудиторию, хотя бы в кратком введении с идеей пьесы и, с нашей точки зрения, это следует делать несколько подробнее, чем было сделано на сей раз.

Теперь о постановке.

Театр, несомненно, доказал, что он может быть назван показательным и образцовым.

Тщательная постановка, прямо прекрасная декорация^[4], до мелочей подобраны аксессуары – всё производит великолепное впечатление.

Хороши звуковые эффекты, кроме телеграфа и телефона, которые, работая на сцене, явно издавали звуки за сценой.

Исполнение дружное, ансамблевое, подчас всецело захватывающее зрителя. Играли только костромичи, у которых пьеса была поставлена уже давно и прошла в Костроме несколько десятков раз.

Мы не будем на этот раз останавливаться на оценке достоинств отдельных исполнителей, а сделаем это несколько позже…

…В настоящее время скажем только, что подобные спектакли являются для Томска истинным праздником искусства и необходимо, чтоб все трудящиеся могли видеть постановки этого молодого, действительно хорошего драматического театра, и чтобы весь пролетариат мог приобщиться к этим праздникам искусства и почувствовать вместе с тем, что это его праздник.

Последнему обстоятельству будет способствовать решение тов Попова устраивать собеседование со зрителями как о театре вообще, так и об отдельных постановках в частности.

Мы можем с удовлетворением отметить, что приветствие, которым встретило «Знамя революции» новый театр, сейчас, после открытия его работы, может быть повторено с большим правом»^[5].

Из воспоминаний А.Д. Попова. Переезд в Томск. Слияние с томской студией. Необыкновенное «Горе от ума»

«…Недостаточный приток новых талантливых сил в Театр студийных постановок^[6] заставлял нас думать о перебазировке нашей работы. Более крупный по населению город был для нас большим соблазном. Уже одно то, что на новое место мы могли приехать с «репертуарным капиталом» в шесть-восемь неизвестных городу пьес, сулило нам спокойную, без авралов, подготовку новых постановок. Кроме того, неурожай на Волге, обостривший общую голодуху, гнал нас с Поволжья.

Мы получили сведения, что в Томске работает под руководством режиссёра И.Г. Калабухова драматическая студия, по своим задачам и организационной структуре похожая на нашу, костромскую. Мысли о хлебной житнице Сибири, только что освобождённой от Колчака, тоже играли не последнюю роль. Недолго думая, вопрос о переезде в Томск мы решили. Мы послали «передового», который должен был найти подходящее театральное помещение и общежитие для актёров с семьями. Вопрос о слиянии с Томской студией был отложен до встречи с ней. Наш администратор нашёл помещение для театра, общежитие для актёров и заключил договор с культурной организацией «Дорпрофсожа» (профсоюзная железнодорожная организация; в те времена в ходу были подобные сокращения громоздких наименований, коверкавшие русский язык и не приносившие облегчения в разговорной речи).

Пока мы хлопотали о теплушках для актёров и перевозе театрального имущества, пока ездил в Томск наш «передовой», наконец, пока мы погрузились со своим театральным скарбом, как цыгане, в теплушки и приехали в Томск, прошло два с половиной месяца. Только путешествие от Костромы до Томска заняло три недели. В середине октября, в лютые сибирские морозы, мы благополучно прибыли в Томск. Было это, помню, светлой ночью. Луна стояла в центре большого круга, снег скрипел под ногами. На платформе безлюдно, будто всё вымерло. Бывает так, что не помнишь целые периоды жизни, большие и важные, а какая-нибудь одна ночь или картина природы врежется в память на всю жизнь. Но в данном случае, думаю, ночь в Томске запомнилась мне из-за того потрясения, какое мне пришлось испытать через несколько минут, тут же, около теплушки, на железнодорожных путях.

«Передовой», встречавший нас, отвёл меня в сторону и конфиденциально сообщил мне:

1) культурной организации, с которой подписан договор, не существует, она расформирована;

2) играть в городе негде;

3) общежитий для приехавших актёров с семьями нет, так как жильё должен был предоставить всё тот же «Дорпрофсож».

Первая сумасшедшая мысль была: нельзя ли, не выгружаясь из теплушек, вернуться обратно в Кострому? Пусть будет ещё три недели мучительной дороги, это лучше, нежели вылезать в полную неизвестность при сорокаградусном морозе.

Но ведь о вагонах так долго и трудно хлопотали в Москве, и дали их нам только до Томска, обратно они повезут другой груз.

Выгружаться необходимо. Но куда мы повезём с вокзала наш театральный багаж и куда денемся сами? «Передовой» стал смягчать положение. Калабуховцы, то есть Томская студия, согласны уплотниться и временно расселить всех нас по своим комнатушкам…

Мы выгрузились и остались в Томске.

Я, руководитель Костромской студии, попал к руководителю Томской – И. Г. Калабухову. Разгородили комнату двумя шкафами, и жизнь потекла так, как ей было положено.

Целыми днями мы бегали по учреждениям, хлопотали о театральном помещении и о комнатах. Нам резонно отвечали, что нас никто не звал, что у Томского отдела народного образования хватает своих дел. В городе шёл первый областной учительский съезд, помещения были нужны делегатам.

Однако скоро нашлись в губернском Совете профессиональных союзов люди, которые заинтересовались тем, что в Томск приехал серьёзный идейный театр. Опять помогла телеграмма А. В. Луначарского, рекомендовавшего нас с самой лучшей стороны.

К рождественским каникулам в помещении магазина, бывшего пассажа купца Второва, была оборудована сцена и небольшой зрительный зал. Слившись с Томской студией, мы начали работу и первыми же спектаклями сумели заинтересовать город.

В Томске было много учащейся молодёжи, и большим успехом кроме спектаклей пользовались вечера поэзии. Душой этих концертов стала актриса Томской студии Э.Л. Шиловская. Были подготовлены вечера Александра Блока, Верхарна, Уитмена, они находили горячий отклик, особенно у молодёжи. В железнодорожных мастерских верхарновское «Восстание», исполненное как многоголосная оратория, вызывало настоящий революционный энтузиазм. Томск после освобождения от Колчака жил интенсивной созидательной жизнью. Восстанавливалось разрушенное хозяйство, открывались новые учебные заведения. Нам пришлось выезжать и за пределы Томска. Мы играли на Судженских копях, помогали рабочей самодеятельности. Такую тягу к культуре, как в освобождённой Сибири, трудно себе представить. Уже упомянутый мной учительский съезд был первым после социалистической революции. Съехались учителя из дальних, глухих медвежьих углов. Некоторые делегаты никогда не видели губернского города, многоэтажных домов, электрического освещения. У себя в селе люди учились грамоте у какого-нибудь дьячка и потом учительствовали в своей же школе. Город оставался для них недоступной далью. Для делегатов этого съезда мы тоже давали спектакли, и мне никогда не забыть аудиторию, которая с раскрытием занавеса как бы цепенела и горящими глазами впивалась в актёров.

Ещё больше понял я эту жажду культуры после одного разговора, происшедшего в актёрском общежитии, где приютилось несколько учителей-делегатов. Мы разжигали печи-голландки бездарными пьесками пошлого содержания – была до революции такая театральная библиотечка под названием «Домашний театр». Получили мы эту бумажную макулатуру в Отделе народного образования, где не знали, как от неё избавиться. Увидел это один из делегатов учительского съезда и вознегодовал: как можно так обращаться с печатным словом! И сколько мы ни объясняли вредоносность содержания подобных пьесок, он стоял на своём:

– У нас в сельских школах грамоте учат по бакалейным пакетикам, склеенным из газет. Их разглаживают и сдают в школу, потому что все буквари и церковные псалтыри давным-давно протёрты до дыр…

И этот учитель поведал нам об одном необыкновенном спектакле, сыгранном сельскими любителями. Пьес на селе не было никаких, в город давно никто не ездил. Тогда старый учитель рассказал кружковцам, как несколько лет назад он видел в городе «Горе от ума». Сельским любителям так понравилась пьеса, что они по рассказу учителя составили список действующих лиц и распределили роли между собой. Рассказчик взял себе Фамусова, а остальные, вооружившись карандашами и бумагой, записали по рассказу учителя свои роли и потом… своими словами сыграли «Горе от ума».

– Вот до чего нужда доводит. А вы печатным словом печи топите! — закончил учитель свой рассказ.

Мы собрали ему несколько пьес и достали стопку книг для чтения. Он взял всё это и добавил:

– Теперь-то, после революции, легче будет. Нас обещали снабдить!

Это «Горе от ума», сыгранное по рассказу, запомнилось мне на всю жизнь…

Летом, соскучившись по Волге, мы вместе с калабуховцами вернулись в Кострому…»^[7]

_____________________________________________

[1] О Калабухове читайте также на сайте отдела ТОКМ Мемориального музея «Следственная тюрьма НКВД.

[2] В 1931–1935 годах  А.Д. Попов главным режиссёром Театра Революции (ныне – Московский академический театр имени Владимира Маяковского), в  1935–1958 – главным режиссёром Центрального театра Красной Армии ( ныне – Центральный академический театр Российской армии ).

[3] Во время пребывания в Томске ему было 2 года.

[4] Актёры костромской части труппы сами делали декорации. К тому же известно, что  Андрей Дмитриевич хорошо рисовал, а вместе с труппой в Томск приехал художник – Кутуков.

[5]М:И. Открытие театра студийных постановок// Знамя революции.1920. 22 декабря

[6] Речь идёт о Костроме.

[7]Попов А.Д. Воспоминания и размышления о театре // Попов А.Д.Творческое наследие: В 3 т. М.: ВТО, 1979. Т. 1. С. 152–155.