О музее / К 100-летию со времени основания музея / Век back / Повседневный быт. История вещей. Мода

18 октября. Точки общепита

92 / 105

Тарелка мелкая с надписью «Обшепит». Фаянс. СССР, г. Конаково Калининской области, завод им. Калинина. [1960-е годы] (из фондов ТОКМ)

 

Общественные столовые Томска, созданием коих власти города озаботились ещё зимой 1920 года, стали притчей во языцех. С одной стороны, хорошо, что они существовали и давали горожанам какую-никакую питающую поддержку в суровые времена. С другой, – столовские порядки, вернее, непорядки, были очевидны, так что этот острый вопрос выносился на заседания и губпрофсовета, и горсовета.

Вообще, значительная часть столовых, хотя они и назывались «общественными», доступна тогда была не для всех – только трудящимся (членам профсоюза), в том числе командированным, и находившимся под опекой собеса («собеза», как тогда писали). Имеющим право выдавались талоны («ордера», «карточки») – своего рода пропуск в столовку. На них писали, на какую еду мог претендовать обладать сего документа: «обед», «ужин», «чай». Сначала (весной) это писали простым карандашом, что позволяло такие отметки легко «подправить». Но впоследствии из-за «многочисленных злоупотреблений» (подделок, проще говоря) вынуждены были делать талоны только на цветной бумаге (к тому же карточки разных категорий едоков отличались цветом), а из белой – вовсе отменить.

К началу осени в городе действовало 10 коммунальных столовых для взрослых и 7 для детей. Обедов было отпущено соответственно – 137744 и 62771. А всего едоков в пунктах общепита насчитывалось 221501.

Столовые собеса для их посетителей были бесплатными, коммунальные для взрослых, переданные в управление томскому потребительскому обществу, – платными. Причём цена намного превышала себестоимость приготовленных кушаний. Так, в июле в столовой № 1 на проспекте Ленина себестоимость обеда составляла 4 руб. 50 коп., а продажа шла за 10 руб. 75 коп. В столовой № 8  себестоимость равнялась 5–6 руб., продажная цена – опять же 102.

Нарекания вызывало и санитарное состояние многих столовых, более всего – из-за переполненности помойных ям. Коммунальный отдел оправдывался – у нас нет своего обоза; нашли три таратайки, так ведь и рабочих рук не имеется, вывозить некому.

А воровство продуктов! В столовые направляли специальных контролёров от профсоюзов, к делу подключилась рабоче-крестьянская инспекция, ещё летом отрядившая в пункты питания «практикантов» для изучения расхода продуктов и ознакомления с ситуацией. И всё равно ворюг то и дело хватали за руку. Вот, например, в детской столовой один из поваров «вздумал стащить самого хорошего мяса фунтов 153, положив его в уютный уголок и прикрыв на всякий случай косточками». Но контролёр-комсомолец обнаружил мясо: «Что это?» – был задан вопрос. «Это кости», – последовал ответ. Томская газета взорвалась негодованием действиями повара: «Стыд и позор товарищу за такой поступок, нужно забывать старое и помнить, что если раньше он тащил или таил от того, который его же заставлял работать 16 и даже 18 часов в день, в настоящее время он отбирает у своего же пролетарского ребёнка, жизнью которого нужно дорожить больше, чем своей, опомнитесь!»4 (Странный получается вывод – оправдание кражи с классовых позиций!)

Качество приготовления еды оставляло желать много лучшего. Даже кооператоры, управлявшие столовыми, высказывались откровенно – «кормят помоями». Но тут же оправдывались: «Кормим тем, что нам дают, всё хорошее идёт на фронт, а также и на питание детей»5.

Действительно, в сфере питания красноармейцы и дети были в привилегированном положении. К ним на столы старались поставлять пищу из более ценных продуктов. К этим двум категориям нужно добавить ещё больных, которым «усиленное питание» одно время прописывалось врачами в рецептах. Остальные же довольствовались нередко, если говорить о белковой пище, сомнительного качества потрохами и костями.

Правда, у потребительского общества просматривались кое-какие перспективы по улучшению качества питания: имелась заимка в верстах 30 от города, на которой предполагалось вырабатывать сыр и масло. К октябрю на ферме было уже 60 коров и планировалось увеличить стадо до 150. Удалось приобрести и стройматериал для построек. Но опять же – нет рабочих рук – и жильё для работников построить некому.

Особенно удручало клиентов пунктов общественного питания однообразие еды. Она была примерно одинакова во всех столовых: суп рыбный или мясной «из выбоины» (как правило, довольно жиденький) и каша. Причём в отдельных столовых меню воспроизводилось по целым неделям изо дня в день без каких-либо изменений – всё одно и то же, из одних и тех же продуктов. Заправлявшие сетью столовых потребительское общество объясняло: так продукты то и дело несвоевременно поставляют, да и подвозить их зачастую не на чем, ведь лошадино-транспортное городское хозяйство в ведении у трамота, а он не всегда способен удовлетворить все заявки…

Но даже при таком не слишком аппетитном рационе в столовые ежедневно выстраивались протяжённые очереди («хвосты», по терминологии того времени). Они длинной лентой вытягивались из помещений на улицу. Ну, ладно, летом тепло, можно потомиться в ожидании. Но ведь осень уже пришла – каково стоять в плохонькой одёжке на холоде, под дождём да в грязи. (Меж тем собаки, как замечали въедливые томичи, «без очереди» вбегают в столовки «и свободно разгуливают между столами во время обеда).

Давайте откроем ещё столовые! – предлагали горожане. – Лучше, что бы их было побольше. Ведь неслучайно закрытие столовой на Елани (на улице Советской) крайне огорчило жителей данного района – придётся идти в центр города, где в основном и была сосредоточена большая часть пунктов питания, и возвращаться домой с уже остывшим обедом. – А это уже лишний расход дорогого топлива. (Как вы поняли, в городе было немало тех, кто нёс обеды в семью, деля еду на всех домочадцев: что делать – продовольственный кризис!)

Мало того, что столовых не хватало, их ещё и на воскресенье закрывали. Но, как же не закрывать? – их персонал и так вынужден работать порой по 19 часов в сутки! – Организуйте вторую смену! – Так рук рабочих в городе не хватает.

Да и новых столовых открыть пока невозможно, – отвечали власти, –подходящих помещений в городе нет: квартирный кризис, знаете ли… Но как мы будем стоять в холодное время на улице в очередях?! – Волновались томичи. Вот и в одну из детских столовых стали являться каждый день не 2 тысячи ребятишек, а только человек 200 – им на улицу выйти не в чем… А зима близко!

Впрочем, власти не остались глухи к просьбам горожан.  В декабре 1920 года в местной газете появится заметка о намерении «отдела питания» довести число коммунальных столовых до 40 и добиться улучшения в них качества приготовления пищи…

…Кроме городских точек общепита были ещё так называемые «закрытые столовые», предназначенные только для сотрудников одного учреждения или ведомства. По слухам, в них питание было несколько лучше и разнообразнее (намерение упродкома, высказанное ещё в мае, запретить снабжение таких столовых к осени так и не было реализовано). Здесь можно усмотреть начало зарождения советской системы «закрытых распределителей», ставших к 1970–1980-м годам серьёзным раздражителем общественного мнения в советской стране (долой партпривилегии!). В 1920 году у этой системы нашлись не только сторонники, но и авторитетные противники. Одна из таких «закрытых столовых», созданная (внимание!) для «ответственных работников» советских учреждений и членов их семей, была закрыта по решению губкома РКП(б) и преобразована в бесплатную столовую для детей – Вот на чьей стороне, по представлению убеждённых коммунистов-пассионариев 1920 года, должны были быть привилегии –не у управленцев, а у детей трудящихся!

 

_______________________________________________________________________________________________________

[1] Знамя революции.1920. 12 декабря.

[2] Там же.  21 июля.

[3] Т.е. около 6 кг.

[4] Там же. 20 июля.

[5] Там же. 22 сентября.